Наследники империи
Шрифт:
Да, у Лив определенно были причины недолюбливать Мгала, и самое скверное заключалось в том, что он не представлял, как загладить невольную свою вину перед этой славной девушкой. Потопил корабль, погубил друзей, затащил на край света, и добро бы в поисках сокровищ! Так ведь нет, ибо преследование Батигар с каждым днем отдаляет их от первоначальной цели путешествия, которая, после утраты кристалла Калиместиара, должна казаться дувианке вовсе недостижимой…
— Мгал! К оружию! На помощь! — Донесшийся со стороны амбаров рев Бемса перекрыл гул застолья и заставил северянина вскочить на ноги. Окинув взглядом изломанную линию столов, стащенных к дому жениха чуть не со всей деревни, он убедился, что Лив на обширном дворе нет, отметил, что никто из гостей не
Нажун, бывший среди тех, кто следил за Батигар, узнал Бемса, едва тот появился в деревне, ибо спутать с кем-нибудь здоровенного моряка не смог бы даже подслеповатый Нжиг. А узнав, сообразил, что пожаловали чужеземцы в их селение не случайно. Собравшиеся в доме старосты полторы дюжины самых уважаемых селян после недолгих споров решили, что незваных гостей, от которых надобно ожидать больших неприятностей, следует убить, а пришедшую с ними девку, когда придет срок, отдать нгайям. Вопрос заключался в том, порешить ли чужаков до свадьбы или после? И, поскольку омрачать торжество пролитием крови никому не хотелось — свадьба дело серьезное, и предварять ее убийством дурной знак, хуже которого и придумать невозможно, — умудренные мудростью мудрых советчики Нжига сговорились принять гостей как ни в чем ни бывало, попотчевать на славу, а уж после завершения всех обрядов избавиться от них самым простым и верным способом.
Разумеется, среди добропорядочных землепашцев желающих резать глотки спящим сыскалось не много, но ведь для такого дела отряд собирать и не нужно одного-двух охотников более чем достаточно. Первым, естественно, вызвался Нунж — старший сын Нжига, считавший себя обязанным показать, что ради односельчан готов на все, ибо метил он когда-нибудь после смерти отца тоже быть избранным в старосты. Второго убийцу найти оказалось труднее, но после того, как Нжиг, в очередной раз проявив природную мудрость, предложил в качестве награды дать герою во временное пользование пришедшую с чужаками девицу, Нажун поспешил заявить, что готов избавить деревню от толстомордого иноземца, еще на базаре показавшегося ему человеком недостойным осквернять землю своим присутствием. О том, что ему приглянулась светловолосая девица, он, понятное дело, говорить не стал, чтобы не озлоблять своего будущего тестя.
Словом, все было оговорено, чужаков приветили, свадьба удалась на славу, и задуманный план, к удовольствию Нжига и его земляков, в условленное время был бы приведен в исполнение наилучшим образом, если бы Бемс не надумал уединиться под навесом для сушки сена с женой некоего Джигала. Крутобедрая разбитная девка эта, вбившая себе в голову, что инструмент, коим снабдили боги зычноголосого великана, изрядно отличается от тех, которые имелись в распоряжении местных парней, решила проверить свои домыслы, нисколько не заботясь о том, понравится ли ее любознательность мужу. Ветреность драгоценной супруги не особенно поразила Джигала, однако радости при виде того, как она увлекает чужака в укромное местечко, он тоже не испытал и, отозвав в сторонку Нажуна, предупредил, что намерен немедленно прирезать «блудливого мордача, дабы другим не повадно было лазить под юбки замужних женщин». Нажун даже не пытался отговаривать ревнивого мужа от его затеи, поскольку догадывался, что тот уже не один год мечтает пришибить кого-нибудь из многочисленных любовников своей жены и не упустит случая сделать это безнаказанно. Вместо того чтобы вразумлять ревнивца, Нажун поспешил к Нунжу, который, будучи достойным сыном своего отца, тотчас собрал четырех более или менее трезвых приятелей и бросился с ними на подмогу Джигалу, справедливо полагая, что тому, может статься, понадобится помощь — чужеземец не был похож на человека, безропотно позволявшего кому бы то ни было лишить себя удовольствия
Сын старосты увлек бы с собой и Нажуна, но тот, блюдя собственные интересы, вовремя нырнул за спины веселящихся односельчан. Если он теперь же не позаботится о себе, то Джигал, убив чужака, потребует в награду светловолосую девку, хотя бы ради того, чтобы досадить своей любвеобильной супруге. Стало быть, он, Нажун, должен его опередить и успеть снять сливки до того, как несчастный рогоносец доберется до кувшина с молоком. Причем сделать это надо не привлекая внимания холодноглазого северянина, а значит, лучше всего, взяв в долю брата, подослать к светловолосой какую-нибудь девчушку, чтобы та отозвала ее подальше от пирующих, якобы по поручению мордатого чужеземца…
Пока Нажун готовился выманить Лив из-за свадебного стола, Джигал, не мудрствуя лукаво, вооружился вилами и начал подкрадываться к навесу, под которым расположились Бемс и его любознательная подружка. Разгоряченная ласками моряка девица и думать забыла о существовании ревнивого мужа, не раз застававшего ее наедине с другими мужчинами, однако Бемс, на собственной шкуре испытавший гнев разъяренных супругов, держался настороже и, заметив в ранних сумерках подкрадывавшуюся к навесу фигуру, не на шутку встревожился. Вид тщедушного землепашца мог в лучшем случае смутить, но уж никак не напугать бравого морехода, если бы не вилы в его руках, о многом поведавшие ушлому великану.
— Не твой ли это знакомец за нами подглядывает? — поинтересовался он, отстраняясь от девицы и мысленно ругая себя за то, что уговорил Мгала завернуть в эту последнюю из лежащих на их пути к землям нгайй деревню.
— Мой, — ответствовала пылкая любовница, продолжая ластиться к моряку, судорожно шарившему по хрусткой соломе в поисках ремня.
— И что же, он всегда за тобой с вилами бродит? — спросил Бемс, но дождаться ответа ему было не суждено, ибо Джигал, не утруждая себя речами, ринулся вперед, норовя всадить вилы в широкую грудь дувианца.
— Ах ты мешок с дерьмом! Что ж ты, дурень, с вилами-то на людей лезешь! Винища опился или бешеную муху проглотил? — заголосила подружка Бемса, едва не насаженная своим муженьком на острые зубья. — Прекрати! Прекрати немедленно!
Она попыталась прикрыть любовника своим полуобнаженным телом, но, получив страшный удар рукоятью вил в челюсть, с визгом рухнула в устланное Бемсовым плащом, заботливо приготовленное совсем для других целей гнездышко из соломы.
— Опомнись, друг! — воззвал Бемс к ревнивцу и, перебросив через шею найденный таки ремень, вцепился в древко двузубых вил, дабы не проткнули они его, как вертел куренка.
— Смрадная тварь! Какой я тебе друг, сальная харя?! Упокойник уж почитай, а все в товарищи добрым людям набивается! — брызжа слюной, вопил Джигал, силясь вырвать вилы из рук морехода.
— Да ты что, неужто из-за бабы жизни меня лишить хочешь? — притворно изумился Бемс, отпуская вилы в тот самый момент, когда незадачливый ревнивец изо всех сил дернул их на себя.
Джигал грохнулся наземь, но тут же вскочил на ноги и несколько раз яростно ткнул вилами, метя в лицо своему обидчику.
— Тебе, шакалий выкидыш, баба, а мне жена! Не лапал бы чужого, так дожил до утра, а так, видно, не судьба…
— Уж больно ты грозен, как я погляжу! — проворчал Бемс. Взмахнул сорванным с шеи широким кожаным ремнем раз, другой, и тяжелая бронзовая пряжка надежно заякорила вилы. Последовал резкий рывок, двузубец, словно живой, выпрыгнул из рук Джигала. — Значит, говоришь, не переживу я ночь?
Отшатнувшись от направленных в живот вил, Джигал вновь грохнулся наземь. В этот вечер он выпил пару кувшинов вина и был сильно разозлен на свою супругу, однако ни пьяным, ни ослепленным ревностью назвать его было нельзя. Увидев, что Бемс поднимает вилы для нового удара, он быстренько сообразил, что не следовало ему срывать праведный гнев на ком попало, и, не поднимаясь с карачек, начал поспешно отползать от грозного чужеземца.