Наследники Ваньки Каина (сборник)
Шрифт:
– Зачем? – наконец обрел он дар речи.
– Вот в этом-то, братцы мои, вся штука, – важно сощурился Никифоров. – Завхоза нашего привлекают.
– Куда привлекают? – не понял Суздальцев.
– К уголовной ответственности. Проворовался, голубчик. Попарится теперь в тюряге, зато, наверное, есть, что вспомнить.
– Откуда ты знаешь? – подходя к окну и прикуривая, спросил Лыков.
– Афанасий жаловался в коридоре секретарю парткома, – наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказывал Никифоров. – Я на «палубу» в туалет пошел: там поприличнее и бумагу дают для
– У него трое детей, – вставил Суздальцев. – Может, для них старался? А то бывает, седина в бороду, а бес в ребро?..
– Думаешь, для детей? Афанасий толковал, что с моральным обликом слабовато не только у завхоза, – весело осклабился Никифоров.
– Кто знает? – повернувшись к нему, откликнулся Лыков. – Моралисты трудятся над искоренением злоупотреблений, а достоверно ли, что род людской способен усовершенствоваться? Да и есть ли существенная разница между нашими добродетелями и пороками?
– Ты прямо как по писаному, – засмеялся Суздальцев.
– Зря смеешься, это действительно писано Екатериной II в письме к графу Чернышеву. Книжки надо читать, Леня. А насчет завхоза? Вдруг ему действительно на прокорм троих детей не хватало? Зарплата у нас не разгуляешься. Болтать можно, а вот попробуй жить, когда не хватает…
– Совести у него не хватало! – махнул рукой Никифоров.
– Да? – обозлился Аркадий. – Наш бедный завхоз попался, и теперь все будут визжать о совести, нравственности, идеалах светлого будущего. А каждому приходится выбирать: быть лучше или жить лучше.
– Точно, выбирать приходится, – подтвердил Суздальцев и уточнил: – быть честным или воровать.
Аркадий набрал номер телефона Олега Кислова. Трубку долго не снимали, потом подошел сам Олег и сонным голосом сообщил, что все нормально – клиент никуда не шастал и вел себя как обычно.
Затем он набрал номер Жедя.
– Привет, это я. Завтра поедем ко второму, предупреди ребят – суббота будет, намылятся еще куда.
– Ладно, – вздохнул мастер по приему стеклотары и поинтересовался: – Кого наметил? Тощенького?
– Наоборот, – усмехнулся Аркадий, – толстенького.
Проснулся Лушин около половины девятого утра. Повернувшись на спину, увидел, что жена уже встала и, наверное, сейчас готовит ему завтрак. Варит кофе и овсяную кашу: привычка, перенятая в туристической поездке за рубеж, где все едят овсянку. Энергично потерев лицо ладонями, Лушин поднялся, подошел к стоявшему около окна трюмо и поглядел на свой отвисший живот – растет, будь он неладен, даже овсянка не помогает.
Накинув на поросшие редкими волосами плечи махровый халат, Александр Петрович выплыл из спальни в коридор. Около кухни уже вертелся Сеня, ожидая завтрака.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался он с Лушиным.
– Доброе, – ответил тот, вспоминая вчерашний разговор по телефону с Котеневым.
Уверял, подлец, что все решено наилучшим образом –
Закончив разговор, он закурил и начал мысленно перебирать знакомых, способных оказать ему действенную помощь в охране квартиры. Наконец, в памяти выплыло лицо дальнего родственника по линии жены – Сени. Здоровенный, как танк, занимался какими-то экзотическими видами борьбы. Весу в Сенечке больше центнера, зарядку делает с пудовыми гирями и, конечно, не откажет. А если дать деньжат, то уж точно будет готов на все. Не откладывая дела в долгий ящик, Александр Петрович разыскал по телефону Сеню. И вот теперь он ночует здесь, и на душе стало немного спокойнее.
– Я пойду ванночку приму, – доверительно сообщил Сене хозяин и крикнул на кухню: – Маша! Ставь кофе, я скоро.
– Александр Петрович, – остановил его Сеня и, нахально глядя прямо в глаза, напомнил: – Денежки бы дали.
– Чего? – недовольно остановился Лушин. – Да, я помню. Подожди, сейчас приму ванночку…
– Суббота сегодня, – прижав дверь огромной ладонью, упрямо басил Сеня, – хочу на пляж съездить, а то вечером опять мимо развлечений. И жарко, а надо к вам приехать.
– Надо, – сокрушенно вздохнул Александр Петрович.
Лушин вернулся в спальню, достал из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, бумажник и, порывшись в нем, протянул Сене двести рублей:
– Держи. Только вечером чтобы как штык был здесь.
– Железно! – Сеня спрятал деньги в карман брюк и распахнул перед Лушиным дверь ванной. Тот еще раз улыбнулся и, войдя, закрыл ее за собой. Вскоре донесся шум воды.
– Иди ешь, – позвала с кухни Маша. – Чегой-то ты повадился к нам? – ставя перед Семеном тарелку, спросила она.
– Это твой опасается, – прихлебывая чай, усмехнулся Сеня.
– Опасается? – Маша вытерла руки концом передника и присела напротив. – Чего ему опасаться?
– Рэкет кругом, – с набитым ртом пояснил родственник, ворочая челюстями и быстро уничтожая выставленные перед ним деликатесы, – в газетах только про это и пишут. А тут еще, говорил, на каких-то его знакомых напали.
– Господи, страсти какие, – прижала руки к груди Маша, сморщив доброе, полное лицо. – Это кого же так?
– Не знаю, – отмахнулся Сеня. Мысленно он был уже на пляже. – Говорил, туг живут, недалеко.
– Ой, не Котеневы ли? Надо Лидке позвонить, спросить.
– Так она тебе и расскажет, – весело заржал Сеня, вставая из-за стола. – Спасибо, накормила. С собой сделай пару бутербродиков с рыбкой. Заскочу пивка возьму – и на пляж.
– Жизнь пошла, – готовя ему бутерброды, причитала Маша, слушая, как из ванной доносится веселое пение мужа.
– Не боись, переночуем. Мерещится все твоему благоверному… Я открою. – Услышав звонок в передней, Сеня вышел в прихожую и открыл дверь.
В полумраке лестничной площадки стояли двое мужчин в белых халатах.