Наследники Виннету
Шрифт:
— Хочешь подраться? Это тебе даром не…
Он не договорил. Ему помешал новый хозяин, предусмотрительно успевший собрать несколько дюжих молодцов, чтобы те в решающий момент могли сказать свое слово.
— Тихо! Заткни глотку! — рявкнул он пеону, а потом повернулся ко мне: — Здесь ресторан, а не боксерский ринг, и я никому не позволю размахивать кулаками! Сначала курица, а потом дела!
Хитрый парень. Чтобы осадить пеона, он обвинил меня, дав при этом понять, чтобы я не принимал его «размахивать кулаками»
— Ладно! — согласился пеон. — Пусть будет так! Сначала курица, потом лошади!
— Нет! — объявил Хоуи и, прихрамывая, направился к стулу. — Он должен сочинить нам музыку! Музыку обеденного стола! Пусть он дует в губную гармошку, а миссис Батлер сыграет на гитаре!
— Как пожелаете! — отозвался я, чувствуя, что одного урока еще недостаточно.
Подойдя к Душеньке, я вынул из куртки два револьвера и тихо спросил:
— Ты понимаешь, что сейчас может произойти?
— Да, — ответила она.
— У тебя хватит самообладания?
— Думаю, да!
— Тогда идем!
Я взвел оба револьвера и дал один ей. До этого момента оружия они видеть не могли. Теперь же я развернулся и подошел к столу, а Душенька последовала за мной. Подняв правую руку с револьвером, я произнес:
— А вот и моя гармоника!
— А вот и гитара! — подхватила Душенька.
— Игра начинается! — продолжал я. — Если кто-то из вас дотронется до оружия — ляжет с пулей в груди!
На несколько мгновений воцарилась глубокая тишина. Револьвер в руке моей Душеньки подрагивал. Другой рукой она держалась за меня. Но угроза в конце концов подействовала. Ни один из «художников» или пеонов не рискнул шевельнуться. Вокруг послышались возгласы одобрения.
— И курицу туда! — кричало, орало, смеялось и издевалось все, что имело голос. — Туда, туда! Курицу!
— Коррехидор идет! — услышал я. — Коррехидор!
Речь шла о господине бургомистре. За ним появились трое полицейских — наши свидетели. Но направлялись они сюда, как позднее выяснилось, не только по этой причине.
— Спрячьте револьверы, мистер Бартон! — обратился ко мне коррехидор. — Они послужили вам, а теперь, поскольку я сам займусь этим делом, они вам больше не понадобятся. Лошади и мулы ваши. Никто не может у вас их отнять. Ваши деньги тоже снова принадлежат вам!
— Ого! — выкрикнул упомянутый выше пеон, увидев, что наше оружие больше на него не направлено. — Вы забыли у нас спросить!
— Конечно, вас это тоже касается! Именно вас, мистер! Мне нужно знать ваше имя! Только настоящее, а не вымышленное!
— Мое имя?! — скис пеон. — Зачем? Знать не знаю никаких вымышленных имен!
— А я знаю целый десяток, которыми вы пользуетесь, чтобы укрыться от правосудия. Ваша настоящая фамилия — Корнер. Под последней чужой фамилией вас осудили в Спрингфилде за грабеж и конокрадство, но вы удрали!
— Это неправда! Это ложь! Гнусная ложь! Я честный человек и никогда ни у кого не брал и цента!
— В самом деле? Хотите взглянуть на того, кто не только утверждает, но и докажет обратное?
С этими словами коррехидор отошел в сторону, и стоявший у него за спиной полицейский выступил вперед. Он иронически спросил:
— Вы хорошо меня знаете, мистер Корнер? Я арестовывал вас в Спрингфилде и с большим удовольствием проделаю это сегодня. Теперь я служу здесь, в Тринидаде!
Едва пеон увидел полицейского и услышал эти слова, как выкрикнул:
— Негодяй, мерзавец! Черт бы вас всех побрал! Уходим!
Он прыгнул в сторону и что есть мочи помчался в пустошь, где стояли лошади. Вся компания моментально последовала его примеру.
— За ним! Поймать его! — прокричал коррехидор, бросившись следом.
Я тоже привык действовать быстро, когда нужно. Мне удалось поймать и задержать одного «художника». Он собрался было защищаться, но Папперман вырвал его из моих рук, швырнул на землю и прижал коленом.
Беглецы вскочили на лошадей и помчались прочь, прихватив с собой четвертого мула и лошадь нашего пленника.
— Мерзавцы! — взвыл он, увидев это. — А как же я?
— Это зависит от тебя, — ответил я.
Послышался крик коррехидора:
— Быстро к коралям! Возьмите лошадей!
Коралей, где содержатся за загородкой лошади, в Тринидаде было великое множество. Кое-кто внял голосу разума и поспешил обзавестись лошадью, чтобы преследовать ускользнувших беглецов. Мы остались одни, и я повернулся к пленнику, которого все еще крепко держал Папперман:
— Вставай, негодяй! И слушай, что я скажу!
Папперман позволил ему подняться, но не более. Я продолжал:
— Если ты честно ответишь на мои вопросы, мы освободим тебя.
Он испытующе взглянул на меня.
— Ну что же, вы не похожи на лжеца. Надеюсь, вы сдержите слово. Спрашивайте, что вы хотите знать!
— Откуда эти три белых пятнистых жеребца?
— С фермы некого Олд Шурхэнда.
— А мулы?
— Оттуда же.
— Украдены?
— Собственно, нет. Корнер пронюхал, что для одного немца и его жены приготовили лучших лошадей и мулов. Сопровождать их должны были несколько юных художников и скульпторов…
— Зачем? — перебил я.
— Чтобы ехать на землю апачей на большой совет. Юный Шурхэнд пригласил их, но он с отцом долго был в отъезде. А тут появились мы. Толк в маскараде мы знаем. Так вот, управляющий поверил нам и дал все, что мы потребовали.
— А! Поэтому теперь вы «скульпторы» и «художники»!
— Точно так! — усмехнулся он. — Давайте дальше!
— Дело в том, что, если я и дальше вторгнусь в ваши тайны, мне станет невмоготу сдержать свое слово. Я больше не хочу ничего знать.