Наследники
Шрифт:
Грязнов скинул гречушник, встряхнул головой.
— Ну и пес! Ну и варнак! — бросил он вслед приказчику.
Кручинясь о внезапном горе, крестьяне стайками выбирались из острожка и расходились по дорогам. Над обогретыми вешними полями звенели жаворонки, над мочажинами дымком вились комариные толкунчики: земля ждала пахаря.
А пахарь так и не пришел.
В страдную пору демидовские нарядчики оторвали крестьян от пахоты и обозом погнали за многие версты к приписному заводу. С тяжелым сердцем шли мужики сибирским простором, шли через привольные сочные луга и плодородные
Голодные, истомленные, приписные крестьяне после долгого пути наконец добрались до завода.
Тут и началась демидовская каторга…
Широко размахнулся Никита Акинфиевич на новой земле. Среди гор он одновременно строил два завода: Кыштымский и Каспийский. Огромный богатый край подмял под себя Демидов, закрепил его за собой межеванием, а на лесных перепутьях и дорогах выставил заставы. Башкиры навечно лишились не только земель, но и права лесовать в родных борах, щипать хмель и опускать невод в озера, по берегам которых испокон веков кочевали их отцы. Как только отшумели талые воды и подсохли дороги, прибыли они к Демидову за обещанным. Почтенные старики мечтали о красных кафтанах, а оголодавшие за зиму ждали угощения. Никита Акинфиевич сам встретил кочевников и провел их в обширные кладовые. Там на стенах висели красные халаты, любой из них просился на плечи. Башкиры обрадовались, кинулись к одежде, стали примерять, прикидывать, который покрасивее.
— Добры, добры, бачка, кафтаны! — хвалили их старики и прищелкивали языками.
— Отменные халаты! — Никита, взяв из рук кочевника одежду, тряхнул ею перед глазами. Как пламень, вспыхнул, заиграл красный цвет. Башкиры от восхищения прижмурили глаза. А Демидов продолжал нахваливать: — Как жар горят! И в цене сходны: по шесть рублей халат.
Старик-башкирин протянул руку за подарком.
— Э, нет! — не согласился Демидов и повесил халат на стенку. — Эта одежда только за наличные.
Ахнуть башкиры не успели, как кафтаны уплыли из рук: демидовские приказчики быстро поотнимали их и попрятали в сундуки.
— Ну как, по душе, что ли, товар? По рукам, хозяин? — ухмыльнулся Никита.
Башкиры подняли крик:
— Посулено нам отпустить по красному кафтану, так надо слово держать!
— Верно, от своих слов не отрекаюсь, — подтвердил Демидов. — Но того я не сулил, что кафтаны задарма. Где это видано, чтоб свое добро зря кидать? Хочешь, бери, мил-дружок, но рублишки на прилавок клади. Небось за свою землицу отхватили с меня двести пятьдесят ассигнациями. Шутка!
Башкирский старец, приблизясь к заводчику, поднял к небу глаза:
— Там — аллах! Побойся, бачка, бога, покакает за обиду!
Никита положил руку на плечо старика:
— Дряхл ты, батюшка, а то я сказал бы словечко… Что аллах? Господь бог не построит завода. В таком деле нужны людишки да рублишки. Берешь, что ли, кафтаны?
Приказчик Селезень лукаво усмехнулся в бороду: своей купецкой хваткой Никита Акинфиевич отменно потешал холопов. Башкиры выли от обиды, плевались, а приказчики скалили зубы.
Понурив головы, кочевники выбрались из кладовой и побрели по берегу озера. Все родное здесь стало теперь чужим, неприветливым. На башкирской земле прочно вырастал завод. В горах взрывали скалы и камень, везли к озеру, где работные мужики возводили прочные стены. В окрестных кыштымских лесах звенели пилы, гремели топоры. В скалах ломали породу, громко о камень била кирка: грохот и шум стояли над землей и лесами.
Перелетная птица — косяки гусей и уток — пролетала мимо, не садясь на озеро.
— Шайтан пришел сюда! — сплюнул старик и махнул своим рукой: — Айда в горы!
Никита засмеялся вслед башкирам.
— Не уйдут и в горах не укроются, разыщу да в шахту спущу работать! Дай срок окрепнуть, доберусь и до вас…
Кругом кипела работа: ставились первые домны. Клали из дикого камня, скрепляя белой огнеупорной глиной, облицовывали внутри горным камнем, который привозился издалека, от Точильной горы. Тяжелый труд достался демидовским работникам, согнанным на стройку со всей Руси. Демидовские нарядчики заманили многих из тульских оружейных заводов, где имелись умелые мастерки железного литья. Сманивали они умельцев из Москвы богатыми посулами. Из разоренных раскольничьих скитов с реки Керженца, из ветлужских лесов бежали сюда старообрядцы в поисках матери-пустыни. Оседали они в Уральских горах по древним скитам, а отсюда попадали к Демидову и работали горщиками.
Оглядывая просторы, Никита восхищался:
— Эх ты, край мой, край привольный! Одна беда: мало человеку отпущено топать по земле, коротка жизнь. Торопиться надо, людишек сюда побольше…
В этот час раздумья поднялся хозяин на курган и, всматриваясь вдаль, заметил на окоеме густые клубы пыли.
— Никак наши приписные из Маслянского острожка идут! — обрадованно вскричал Селезень.
— Слава тебе господи! — перекрестился Никита. — Дождались наконец прибытка в силе. Ну, теперь тряхнем леса и горы!..
Длинный обоз, сопровождаемый потными, грязными мужиками, втягивался на заводскую площадку и становился табором. Сибирским крестьянам все тут было в диковинку. Завод был полон дыма и огня. Над домной то и дело вздымались длинные языки пламени. К вершине ее вел крутой земляной накат, крытый бревнами. По накату исхудалый конь, выкатив глаза от натуги, тянул вверх груженную углем телегу. Длинный, отощавший возница, одетый в рваные порты и рубаху, стегал коня ременным бичом, несчастное животное выбивалось из сил.
На вершине домны возок с углем уже поджидали рабочие-засыпки, обутые в лапти с деревянной подошвой. Они торопливо пересыпали подвезенный уголь в тачки и везли его к железной заслонке, закрывавшей жерло домны. От пересыпки угля поднималось черное облако пыли. Потные чумазые работные, как черти, суетились наверху. Вдруг доменный мастер крикнул им что-то, и тогда широкоплечий мужик длинной кочергой сдвинул заслонку. Из жерла домны взметнулись языки пламени, и все, как в преисподней, окуталось зеленым едким дымом.