Наследство из преисподней
Шрифт:
– Еще несколько дней такой шикарной жизни, и я растолстею, – сказал я, треская слабопросоленную семгу.
– Ты о чем?
– Ты третий, кого я встретил из ребят нашего класса, и все кормили меня как на убой.
Я сказал это – и прикусил язык. Идиот! Надо же такое ляпнуть. И так все идет к тому, что меня могут завалить в любой момент. Не хватало мне прихватить на тот свет за компанию и своих приятелей.
– А кто были первые двое? – спросил Алик.
– Галюня и Чабря.
В этом вопросе я решил не
Нельзя, чтобы Алик посчитал меня лжецом.
Когда-то он был неплохим парнем, и мне хотелось верить, что он таким и остался. Хотя бы потому, что я намеревался разжиться у него конфиденциальной информацией и желал, чтобы он не юлил и не прикидывался валенком.
– Как поживает этот прохиндей?
– По-моему, работает по своей прежней "профессии", – ответил я, улыбаясь.
– Вот жук.
– Как говорили древние, каждому свое. Кстати, мне доложили, что ты на операции.
– А, мелочи… Пару раз скальпелем вжикнул – и готово.
– Я так понимаю, ты кандидат наук…
– Стив, ты плохо обо мне думаешь. Бери выше.
– Неужели тебе удалось защитить докторскую диссертацию?
– А что здесь удивительного? Ты, наверное, забыл, сколько мне лет. Кое-кто в мои годы уже был академиком.
– Поздравляю. Да-а, голова у тебя варит. И руки, похоже, на месте…
– Стив, не кидай мне леща. Говори прямо, что тебе нужно. Я так понимаю, ты пришел сюда не ради воспоминаний о далекой юности, чтобы уронить слезу умиления на моем плече.
– Почему так думаешь?
– Не забывай, в какое время мы живем. Кругом сплошные прагматики. Романтика погибла, пошла ко дну под бременем буржуазных отношений. Когда я работал в Первой городской больнице, мы почти каждую неделю выезжали на природу. А сейчас и машина есть, и денег хватает, и молодых телок валом, но нет желания вырваться из тесного мирка, в котором я верчусь сутками: дом – работа – дом – работа; иногда какая-нибудь презентация или концерт заезжей знаменитости… Мрак. От такой жизни я уже совсем отупел.
– Да, ты прав. Я ехал сюда вовсе не для того, чтобы предаваться ностальгическим воспоминаниям. Мало того – я даже не знал, что ты здесь работаешь.
– Признаюсь – ты меня удивил. Неужели тебя угораздило заболеть? А с виду не скажешь… Нет-нет, помоему, болезнь тут ни при чем. Я угадал?
– На здоровье пока не жалуюсь. Правда, в сырую погоду иногда ноют старые раны. Но это не в счет.
– Тогда колись, с чем пожаловал.
– Алик, я хотел бы встретиться с лечащим врачом Зямы Мошкина.
Мне показалось, что Алик напрягся, будто перед прыжком. У него даже выражение лица изменилось.
– Хм… – хмыкнул мой одноклассник, опуская глаза. – Интересно…
– Что именно?
– Да это я так… А зачем тебе врач?
– Надо поговорить, – ответил
– Темнишь, Стив, темнишь… Нехорошо. И очень странно. В последнее время имя Мошкина что-то чересчур часто стали вспоминать. Часто и назойливо. А ведь по нему уже давно справили тризну. С чего бы весь этот звон?
– Алик, даю слово, что я все тебе расскажу. Но только тогда, когда сам разберусь с некоторыми странностями, связанными с усопшим Мошкиным. А пока мне нужен его лечащий врач.
– Наверное, хочешь взглянуть на амбулаторную карточку Зямы…
Алик смотрел на меня каким-то странным взглядом, прищурив глаза так, что они превратились в две узкие щелочки.
– Да.
– Опоздал ты, братец, опоздал. Карточку изъяли сотрудники "конторы". Ну, той, что на проспекте Победы.
На проспекте Победы при советской власти располагалось здание КГБ. Теперь эта служба в Украине называлась СБУ.
– Ого, – сказал я удивленно. – "Контора" – это серьезно. Чекисты не размениваются по мелочам. Даже нынешние, пусть и украинские.
– Верно. И я так подумал. А вслед за ними пришли менты, за ментами братва, а теперь ты… И всех вдруг резко заинтересовал несчастный Зяма, который безвременно вознесся на небеса.
Последнюю фразу Алик произнес с иронией, но его глаза оставались серьезными. Я почувствовал себя неуютно под его пристальным взглядом и отделался невразумительным мычанием.
Но Алик неумолимо продолжал:
– А теперь скажи, друг ситцевый, тебе-то какое дело до Зямы? Насколько мне помнится, ты с ним здорово рассорился. Если не сказать больше. Или это тайна?
– Ладно, тебе откроюсь. Надеюсь, что этот разговор останется между нами.
– Стив, – с укоризной сказал Алик, – я ведь врач. А потому просто обязан соблюдать конфиденциальность в своей работе.
И я рассказал ему о завещании Зямы. Но о своих злоключениях в родном городе я не обмолвился даже словом – чтобы не испугать Алика.
– … Так что завещание, как ты сам понимаешь, уже никакая не тайна. – Этими словами я закончил свою "исповедь".
– Это понятно, – задумчиво и, как мне показалось, с облегчением сказал Алик. – То есть, в той части, которая касается перечисленного тобой имущества. А как насчет "империи" Мошкина?
– Империи? Ты хочешь сказать фирмы. В моем понятии империя – это что-то колоссальное.
– Чудак человек… – Алик снисходительно улыбнулся. – Впрочем, тебе простительна неосведомленность, ты ведь приезжий и, похоже, не успел, как следует, вникнуть в суть дела. Зяма создал мощную транснациональную корпорацию. Она что, тоже досталась тебе?
– Нет. Ее прибрал к своим рукам Мошкин-старший. Скорее всего, он и был главным компаньоном сына.
– Странно все это… – Алик задумчиво потер подбородок.