Наследство Каменного короля
Шрифт:
Сын Рича, которого тот привёз с собой, Дрого, граф Марч, похоже, из того же сундука вылез. Мальчишка лет шестнадцати-семнадцати, этакий противный зазнайка с задранным вверх носом. Здравствуйте, кузина, как здесь у вас грязно.
– Вы хоть танцевать-то умеете? – вздёрнув губу, спросил он.
– Пф-ф, – фыркнула Алиенора. Своей макушкой этот чернявый граф едва доставал ей до подбородка. – Не про вашу честь. Подрасти сначала.
Она презрительно повернулась к нему спиной. И ей показалось, что Дрого пробормотал ей вслед что-то гадкое и жутко неприличное. Вспыхнув от гнева, Алиенора через плечо сообщила ему о том, что некоторых из присутствующих здесь рыцарей, похоже, воспитывали в подворотне. Подумаешь.
Слава богам, что я южанка, мысленно кивнула она самой себе, а здесь ещё чтят древние обычаи. В этих землях – в Ллевеллине, Гленгорме, Хартворде, – именно женщины выбирали себе мужей, а не наоборот. Родители могли советовать, женихи – делать предложения, но не более того. «Онд ин олль петендер финьяд, – говорила женщина, – только по моему разрешению», – и мужчине, преступившему этот закон, отрубали руки, а потом скармливали псам. И она сама выберет себе супруга, так же, как когда-то её мать выбрала её отца.
До их знакомства Рутвен Беркли был простым рыцарем, хотя и со своим замком, который Алиенора не видела никогда: Ллир стоял где-то очень-очень далеко, на берегу холодного северного моря. И богам было угодно сделать так, что Фьора Риэннон, её мать, повстречала Рутвена, и уже на третий день сказала ему, что хотела бы видеть его своим мужем. И это даже несмотря на то, что её престарелый отец, граф Эдред Хартворд, не одобрил выбор своей единственной дочери и наследницы. И она, Алиенора, поступит так же. Она никогда не допустит, чтобы в её жизнь вошёл какой-нибудь мерзкий типчик, вроде этого Дрого. Интересно, его сестра Гвинет Беркли такая же невежа?
У меня вот тоже есть брат, уже в тысячный раз подумала она. Ну, наверное, есть. Где-то есть. И наверняка высокий и красивый, не то, что этот Дрого. Алиенора вздохнула. В замке Хартворд эта история считалась под запретом, и отец строго-настрого запрещал о ней упоминать, мрачнея каждый раз, как грозовая туча. Девушка слышала этот рассказ неоднократно, и с течением времени он потерял свою остроту.
Когда-то, еще до её появления на свет, у неё были двое братьев-близнецов. Ралф и Эдмунд, которым сейчас исполнилось бы лет по восемнадцать или около того. И однажды ночью недалеко от Гриммельнского Вала, на одну деревню, где остановились её родители, напали волки. Сто волков, тысяча огромных чёрных волков. Кое-кто из стражников, сопровождавших тогда графа, рассказывал эту историю каждый раз полушёпотом, поминая нечистого. Погибли, наверное, человек пять крестьян и двое солдат. А ещё – Ралф Беркли, изуродованное и разгрызенное тельце которого нашли в полумиле от деревни. Эдмунд пропал, скорее всего, его унесли волки, и поиски ни к чему не привели. Граф Хартворд, вне себя от ярости и отчаяния, неделю разыскивал стаю этих исчадий ада, но те словно испарились, и следов младенца обнаружить не удалось. А через полтора года на свет появилась Алиенора Беркли, и её рождение стоило жизни Фьоре, её матери. С тех пор она стала светом в оконце и смыслом существования для графа Рутвена, а сам граф – и в это Алиенора глубоко верила – был самым лучшим и самым нежным на свете отцом.
Дверь скрипнула, и в проёме показалось запыхавшееся лицо Бланки.
– Переоделась? Пошли скорее.
Выскочив за порог, Алиенора направилась к выходу из башни, но подруга дёрнула её за рукав.
– Не туда. Не нужно через кухню идти. Можно и через кухню, но тогда мимо стражи проходить придётся. Давай за мной.
Подобрав юбки и стараясь не шуметь – «Вот ведь приключение какое!», озорно подумала Алиенора, – они свернули несколько раз по полутёмным коридорам и оказались в двух десятках шагов от главного входа в обеденную залу. Перед входом каменными глыбами высились фигуры стражников в парадных одеяниях и с алебардами в руках. А прямо перед девушками, скрытая тяжёлыми портьерами, виднелась небольшая дверца.
– Нам сюда, – шепнула Бланка, – темно, правда, хоть глаз выколи, но заблудиться невозможно.
Скользнув внутрь, подруги на ощупь поднялись по крутой винтовой лестнице и пошли по длинному узкому ходу, прорубленному в толще стены и, как догадалась Алиенора, по внешней стороне огибавшему помещение холла.
–Тс-с, – прошипела Бланка, взяв её за руку, – нам сюда…
Дверь, ведущая на балкон, по счастью оказалась приоткрыта. Встав на четвереньки, девушки подползли к парапету и, едва дыша, выглянули вниз.
Холл, он же парадная столовая, поражал своими размерами. И высотой – под сводами здесь всегда царил полумрак. Только одна его стена не примыкала к крепостным стенам, и на высоте примерно в два человеческих роста имела ряд узких окон; цветные стёкла ещё более задерживали дневной свет, вечерней же порой они казались совершенно чёрными.
Вся зала делилась на неравные части двумя рядами колонн с причудливыми капителями: в раскрошившихся от старости барельефах с трудом угадывались жутковатые морды сказочных чудовищ, прячущиеся между виноградными листьями. Капители упирались в плоский потолок, поперёк которого тянулись ряды почерневших дубовых балок. Каменные стены залы, обычно украшенные щитами, копьями и рогами животных, по случаю приезда гостей сир Равен распорядился завесить коврами и шпалерами, собранными со всего замка, и теперь с разных сторон на Алиенору смотрели вышитые на них рыцари и благородные дамы, то скачущие на лошадях, то мирно беседующие друг с другом в зелёных рощах, заполненных невиданным зверьём.
Один из этих гобеленов Алиенора изучила до мельчайших деталей: при обычном течении дел он висел в её собственной опочивальне. Ещё в детском возрасте она проводила целые часы за разглядыванием изображённой на нём очень романтической картинки: страшный дракон, изрыгая пламя, сошёлся в единоборстве с рыцарем, а юная и необычайно прекрасная дева, стоявшая рядом, с мольбой протягивала к своему спасителю руки.
Красные и серые плиты правильно чередовались на полу, несколько ослабляя то общее ощущение мрачности, которое испытывал каждый входящий в это огромное помещение; пол застелили молодой древесной порослью вперемежку с цветами. Середину холла занимал длинный стол; сейчас он был пуст, если не считать десятка кубков и нескольких кувшинов с вином. Вокруг, как и вдоль стен, стояли многочисленные скамьи; зала освещалась факелами, закреплёнными на колоннах.
Возле дальнего от девушек конца стола под бархатным балдахином высилось резное кресло, обыкновенно предназначавшееся для хозяина замка, но сейчас его занимал старший из гостей. Небрежно облокотившись на подлокотник, в кресле сидел его высочество Пемброк Даннидир, герцог Ллевеллин, высокий худощавый старик с длинными седыми волосами и небольшой бородкой; герцог приходился родным дядей графу Рутвену. Прочие гости, и в их числе сам граф, без особого порядка занимали места за столом, занятые разговором. Прямо за креслом в невероятных размеров камине полыхало целое дерево: в толстых каменных стенах замка даже летом царили прохлада и заметная сырость.
Присмотревшись, Алиенора углядела еще нескольких человек; некоторые сидели, а некоторые стояли. Среди них она заметила и замкового лекаря Миртена, и того самого мрачного помощника Рича Беркли, Сайруса, и ещё каких-то незнакомых людей.
Герцог Ллевеллин едва заметно шевельнул рукой.
– Достаточно, господа. – Его негромкий хрипловатый голос мгновенно остановил все разговоры; головы присутствующих повернулись в его сторону. – Я думаю, у нас будет ещё возможность поделиться новостями за вечерней трапезой. Заодно и найдётся время поразмыслить над тем, что я сейчас сообщу.