Наследство Карны
Шрифт:
Она отвела глаза.
— Где его постель? Надо положить повыше подушку, ему будет легче дышать.
Ханна кивнула и пошла по лестнице на второй этаж. В комнате, кроме детской кроватки, стояла одна кровать. В печке гудел огонь.
— Надо искупать его в тепловатой воде, чтобы немного охладить. И дать ему разбавленного сока. Понятно?
Она ушла, у мальчика начался приступ кашля. Прижимая к себе больного ребенка, Вениамин ощутил знакомое бессилие. А что, если он с этим не справится?
Ханна вернулась с корытцем и раздела ребенка. Руки у нее дрожали, Вениамину пришлось помогать ей. Затем он сам осторожно погрузил дрожащее тельце в воду. Потом завернул ребенка в простыню, которую ему протянула Ханна.
Они не разговаривали. Но когда они уже сидели возле кроватки, Ханна сказала:
— Ты зря взял его на колени тогда, у Дины.
Он сразу понял, что она имеет в виду, но сказал как ни в чем не бывало:
— Ханна, это было полгода назад. Мальчик не мог заболеть оттого, что сидел у меня на коленях.
— Не он, а Вилфред.
Ребенок закашлялся. Ханна схватила его на руки и прижала к себе.
Вениамин хотел накинуть на них детскую перинку. Ханна вздрогнула, увидев перинку у него в руках.
Кашель усилился, и мальчик ухватился ручкой за ворот Ханниного платья. Когда она наклонилась, чтобы поправить подушку, ворот распахнулся и обнажил у нее на шее синяки и ссадины, спускавшиеся на грудь.
— Ханна!
Она отвела глаза и прикрылась ребенком.
— Положи его в кроватку, а то застудишь, — глухо проговорил Вениамин. В комнате слышалось только свистящее дыхание ребенка.
У Вениамина мелькнула дикая мысль, что кроватка наблюдает за ними. Покрывало, умывальник, комод, ночной столик. Глаза Вилфреда следили за ними из каждого сучка, из каждой складки.
Ханна позвала к ребенку доктора и теперь ждала кары от мужа, который находился так далеко, что до дома ему был целый день пути. А он сам? Его душил кошмар при воспоминании о том, что случилось тогда в его прежнем кабинете.
Он должен был поговорить об этом. Утешить Ханну. Но как? Он пришел сюда из-за ребенка. Остальное могло подождать.
— А теперь ты должен уйти! — вдруг сказала она.
— Нет, Ханна!
Он слышал, как в коридоре Сара разговаривает с двумя старшими мальчиками. Им пора было ложиться спать.
Ханна вышла к ним и прикрыла за собой дверь. Слов ее он не разобрал. Вернувшись, она беспокойно заходила по комнате.
— Ханна, Конрад тяжело болен. Это серьезно. Я ненадолго останусь. Ты меня понимаешь?
Она не ответила.
— Отдохни в соседней комнате, а я подежурю возле него.
Она замотала головой, потом подошла к кроватке, села и взяла малыша за руку.
Прошло полчаса, Ханна ни разу не шевельнулась, и он не слышал ее дыхания.
Вениамин послал Сару сказать Анне, что он останется с ребенком, пока не минует кризис.
Мальчику хотелось пить, но все, что он выпил, тут же вылилось обратно вместе с кашлем. Вениамин взял его на руки и сунул ему в рот салфетку, смоченную в соке.
Мальчик жадно засосал, дыхание у него было прерывистое, глаза закрыты.
Вениамин чувствовал, что Ханна со страхом следит за ним. Он улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Она не ответила на его улыбку, ее глаза были прикованы к сыну. Потом она взяла салфетку и вытерла мальчику головку, не забирая его у Вениамина.
Все это было знакомо Вениамину. Нервный запах вспотевшей женщины. Полная рука. Скольжение салфетки по бледному лбу. Карна в Дюббеле.
Было уже поздно. Сара вернулась и передала привет от Анны. Она тихонько входила и выходила, потом принесла кофе.
Аромат кофе наполнил комнату. Вениамин пил с удовольствием, но Ханна даже не взглянула на чашку.
— Выпей немного кофе, Ханна, или ты не выдержишь, — сказала Сара и отошла к двери. — Я пойду спать, но позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.
Она ушла, ребенок дремал, теперь немного спокойнее. Вениамин решился:
— Я понимаю, что сейчас не время для разговора. Но невозможно так жить год за годом.
Она с удивлением подняла на него глаза. Как в детстве, когда ее что-нибудь поражало. Молния. Большая волна.
В три часа ночи конец был как будто уже недалек.
Им оставалось только наблюдать, как ребенок борется за каждый вдох. Ханна хотела взять его на руки, но Вениамин опередил ее, и она не помешала ему. Они ощущали удушье мальчика как физическую боль. От полумрака зрачки Ханны расширились. Вениамину казалось, что он видит в них свое отражение.
Не успев подумать, он глубоко сунул палец ребенку в горло. Мальчика вырвало прямо на Вениамина — слизь, содержимое желудка. От мучительной борьбы по нему градом катился пот. Все трое были мокрые.
Время от времени он бессильно повисал на руках у Вениамина. Казалось, живыми у него остались только легкие. Его снова вырвало.
Ханна протянула руки. Передавая ей ребенка, Вениамин коснулся ее руки, плеча, волос, но даже не заметил этого.
Ребенок обмяк на руках у Ханны.
Это конец, подумал Вениамин. До него даже не дошло, что он обнимает их обоих.
Услыхав учащенное дыхание ребенка, Вениамин не поверил своим ушам. Но мальчик дышал. Еще тяжело, со свистом, но дышал!