Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Как глупо, — сказал Филип. — Зачем мне туда ехать? — А отцу он прямо заявил: — Я не поеду.
— Ты сделаешь так, как тебе велят, — коротко сказал Марк, — и точка!
— Я убегу, — упрямился Филип. — Ты не сможешь заставить меня там остаться.
— Если ты убежишь, — пригрозил ему Марк, — я выпорю тебя так, как тебя никогда в жизни не пороли.
Они смотрели друг на друга с открытой враждебностью, и неожиданно я заметила, насколько Филип похож на отца: та же сила воли, то же упрямство, непреодолимая решимость сделать по-своему.
Он не придал значения угрозам Марка. Когда он убежал в первый раз, его поймали
— Мы не можем отсылать его обратно! — воскликнула я в ужасе. — Пожалуйста, Марк, позволь ему остаться!
— Разумеется, не позволю, — ответил Марк. — Он должен усвоить: нельзя делать только то, что хочется. Я не уступлю ему, и чем скорее он это поймет, тем лучше. Он немедленно отправится прямо в школу, и доставлю его туда я сам.
— Но…
— Если тебе не нравится такая постановка вопроса, вини в этом только себя! Если бы ты не портила его с самой колыбели, с ним можно было бы теперь справиться!
Мы серьезно поссорились и расстались разгневанные друг на друга. На следующий день Марк отправился с Филипом на восток, а доставив сына в школу в Сарри, уехал в Оксфордшир и жил в Алленгейте до декабря.
К Рождеству он вернулся в Пенмаррик и провел с нами неделю и потом еще на неделю приехал на Пасху, но потом его попросили почитать лекции выпускникам, которые интересовались монастырской жизнью двенадцатого века, и он остался в Оксфорде на все летние месяцы. Затем начался новый учебный год, и я поняла, что не увижу его до декабря. Мы изредка писали друг другу письма о детях, он аккуратно поздравлял их с днями рождения, но постепенно, по мере того как лето кончилось и началась осень, я стала чувствовать себя более одиноко, чем когда-либо прежде. Приходские заботы казались скучными, светские визиты — бессмысленными. Наконец в ноябре я почувствовала себя настолько подавленной, что решила предпринять путешествие через Теймар и навестить старших мальчиков в школе. Их короткие каникулы попадали на начало ноября, и они могли уехать из школы с родителями на три дня, поэтому я написала им о своем приезде.
Однако выяснилось, что Маркус уже согласился провести эти дни у своего приятеля в Лондоне; родители мальчика уже купили им билеты в театр, и, поскольку Маркусу было бы неудобно отказываться от приглашения, я на своем и не настаивала. Так что рано утром в субботу я встретила в школе только Филипа и после визита в деревенскую чайную, где он выпил лимонада и съел две сдобные булочки с изюмом, спросила у него, как бы ему хотелось провести выходные.
Я ждала целого списка того, что ему бы хотелось сделать в Лондоне, и уже велела слугам нашего городского дома подготовить все к нашему приезду, но, к моему удивлению, планы у Филипа были совершенно другие.
— Я хочу в Брайтон, — твердо сказал он. — Там песчаные дюны, как пустоши, и еще море. Там живет один из школьных учителей, он сказал, что надо доехать до Лондона, а потом сесть в поезд на вокзале Виктория. А еще там много школ, может быть, они мне понравятся, и тогда я попрошу папу разрешить мне сменить школу. Я хочу жить возле моря.
Итак, все было решено. Мы без труда добрались до Брайтона и оказались в хорошеньком приморском городке с прелестными домами, лужайками и необычным, на вид иностранным, дворцом, недавно построенным там принцем-регентом. Возница кэба, который мы наняли, доставил нас в самую большую гостиницу, которая было открыта круглый год, даже в ноябре, и администратор предложил мне чудесные комнаты с видом на море. Я тут же их сняла, и коридорные начали вносить наш багаж.
— Замечательно! — воскликнула я, обрадованная тем, что город понравился мне больше, чем я ожидала, а гостиница оказалась роскошной и комфортабельной. — Как дивно, что ты предложил, чтобы мы сюда приехали!
В тот вечер мы решили поужинать в гостиничном ресторане, а не у себя в номере, поэтому я надела свое лучшее платье и позаботилась о том, чтобы Филип был умыт и причесан. В начале девятого мы спустились вниз. Поначалу гостиница казалась такой же тихой и сонной, как когда мы приехали, но вскоре мы услышали голоса из ресторана, и я поняла, что здесь остановилось больше народу, чем можно было ожидать в это время года.
Когда мы вошли в ресторан, к нам подошел и поклонился официант.
— Столик для двоих, мадам?
— Да, — сказал Филип, прежде чем я успела ответить: — Пожалуйста, в углу.
— Не так громко, Филип. — Меня и позабавило, и смутило то, как смело он обратился к официанту, но тот только улыбнулся и вежливо кивнул:
— Конечно, сэр! Сюда, пожалуйста.
Я уже сделала шаг, чтобы идти за ним, когда Филип, удивленный, произнес:
— А вон папа.
У меня упало сердце. Перехватило дыхание. Потом я взглянула в другой конец зала. Там за столиком сидели Марк, Роза Парриш и два их сына.
Она по-прежнему выглядела молодой и хорошенькой. А почему бы и нет? Ей ведь было не больше тридцати пяти. Она была одета в красивое, дорогое платье, на шее сверкали бриллианты. Годы не испортили, а улучшили ее внешность, и хотя она и раньше была хорошенькой, теперь эта привлекательность стала более зрелой, более эффектной. А еще она была счастлива. Она весело и беззаботно смеялась. Рядом с ней сидели два мальчика: старший очень хорошенький, похожий на Пенмаров, а младший — блондин с чертами херувима.
— Мама! — нетерпеливо звал меня Филип. — Мама!
И в эту минуту Марк нас заметил. Я увидела, как изменилось выражение его лица.
— Мадам? — произнес официант, возвратившись к нам, потому что мы не шли за ним к столику.
Нас увидела и миссис Парриш. Смех умер в ее глазах, с лица сошел румянец.
— Мама, — настаивал Филип, дергая меня за руку, — почему папа сидит здесь с этими людьми?
Я сказала официанту:
— Пожалуйста, не беспокойтесь о столике для нас. Мы поужинаем где-нибудь в другом месте.
Он даже не сумел скрыть своего изумления, но мне было все равно. Я повернулась, слепо вышла из ресторана в ярко освещенный холл и стала медленно подниматься по лестнице. Мне было плохо, я дышала короткими, неровными хрипами.
— Мама! — Филип следовал за мной по пятам: — Мама, что происходит? Что случилось?
Я плакала. Я старалась не плакать, но не могла взять себя в руки. Я принялась искать платок, чтобы скрыть от сына слезы.
— Разве ты не хочешь повидать папу? А кто эта женщина? И мальчики? Они здесь учатся в школе?