Наследство старого вора
Шрифт:
– А если он слышал наш с тобой разговор?
– И что?
– А ты не понимаешь - что?
– Шервуд подался вперед.
– Да ведь я рассказал тебе в подробностях всю историю медальона, вот что! И если русский подслушал ее, тогда все становится на свои места. Я бы на его месте плюнул на все и помчался бы в Россию за своим богатством.
– А перед этим грохнул бы Мясника и забрал у него денежки. Чтобы было на что ехать. То есть - лететь.
– Да! Именно так! И теперь понятно, почему этого русского нигде нет. Он сейчас уже в России или на пути туда.
– А может быть, он даже летел в одном самолете с нашими ребятами.
– Может быть, - кивнул Шервуд, - очень может быть…
Телефон, стоявший на столике, неожиданно зазвонил, и Косовски выронил сигарету.
Шервуд, усмехнувшись, посмотрел на него и сказал:
– Тебе пора лечить нервы. Потом он снял трубку и произнес:
– Я вас слушаю.
Услышав ответ, он прикрыл трубку рукой и сказал Косовски:
– Это Грин. Из России. И снова в трубку:
– Я слушаю тебя, Сонни.
– Мы благополучно прилетели, - дисциплинированно доложил Грин, - сидим в гостинице «Астория».
– А как там наша девушка?
– Ее нет дома, но мы оставили на автоответчике сообщение с предложением встретиться.
– Поторопитесь, - сказал Шервуд, - обстоятельства изменились, и нас могут опередить. Не одни мы такие умные оказались. Возможно, вам придется проникнуть в ее квартиру и забрать вещь, не вступая с девушкой в переговоры.
– Как скажете, босс.
– Попытайтесь связаться с ней еще раз, а если не получится, то действуйте так, как я сказал.
– Понял, босс.
Шервуд повесил трубку и, взглянув на Косовски, сказал:
– Это все из-за тебя. Из-за того, что тебе не терпелось раньше времени выпить за успех дела.
– С каких это пор ты стал суеверным, Майкл?
– удивился Косовски.
– С того момента, как какой-то убогий русский наркоман легко убивает моего человека, грабит его и потом спешит вырвать у меня из-под носа то, что принадлежит мне.
Шервуд прикурил потухшую сигару и спросил, обращаясь к росшим за перилами террасы кустам:
– Интересно, откуда вообще появился этот русский?
– Хотите кофе?
– спросил у Лины Воронцов.
– Здесь варят чудесный кофе, один из лучших в городе.
– Конечно, очень!
– обрадовалась девушка.
– Самвел!
– громко позвал Артур, перегнувшись через балюстраду.
– Нам бы кофейку!
– Да, дорогой, - донеслось снизу, - сейчас принесу.
Они немного помолчали, потом Лина встрепенулась и сказала:
– Вот! Вспомнила!
– Что вспомнили?
– Артур улыбнулся и склонил голову набок.
– Вспомнила про медальон. Вы тогда так заинтересовались им… А почему, интересно? И, главное, мне показалось, что вы знаете об этом медальоне что-то такое…
– Какое?
– Ну… Будто вы знаете, что это за медальон, но не хотите об этом говорить.
– Что значит - не хочу? Можно и поговорить. Просто при тех обстоятельствах разговоры о каком-то медальоне были, прямо скажем, не совсем уместны.
– А сейчас уже уместны?
– Как вам будет угодно, - Артур с улыбкой склонил голову.
– Мне угодно.
– Хорошо, - ответил Артур, - я повинуюсь. Он задумался на минуту, затем сказал:
– Но я предупреждаю, что ничего особенного вы не услышите. Итак… Этот медальон как ювелирное изделие, конечно же, чего-то стоит. Хотя и не очень много. Но зато он представляет собой безусловную историческую ценность. Его история уходит аж во времена царствования Ивана Грозного. Я повторяю, что никаких особых событий с ним не связано, но уже тот факт, что медальон побывал в руках многих известнейших исторических личностей, делает его реликвией. Этот медальон упоминается во многих исторических документах, он занесен в соответствующий каталог и считается пропавшим. Но теперь, как мы уже знаем, он вовсе не пропал.
– То есть как - не пропал?
– удивилась девушка.
– Кто-то же его унес из моего дома!
– Ну это разве пропал?
– улыбнулся Воронцов.
– Это так, мелочи. Найдем! И не такое находили.
– И, значит, с ним не связано никаких тайн, заговоров и прочих интересностей?
– разочарованно спросила Лина.
– Никаких, - подтвердил Артур, - совершенно никаких.
Лина призадумалась. Ей было очень не по себе. Старинный медальон… Странно, откуда Воронцов вообще знает о ее медальоне. И такие подробности - Иван Грозный, исторические документы… Это можно объяснить только одним - эта безделушка таки имеет какую-то ценность и Артур специально занимался ее изучением… Знать бы еще, в чем секрет медальона. По спине девушки потекла струйка пота. Во что она влипла, глупая девчонка? С чего она вообще взяла, что Артур к ней неравнодушен? Ему, наверное, от нее только одно надо - этот медальон, а она, дурочка, уже представляла их будущую совместную жизнь… Ей хотелось заплакать, но героическим усилием она сдержалась.
– Ну тогда он мне и не нужен, - сказала она, - забирайте его себе.
– Мне он тоже не нужен, а вот в музее ему самое место. И еще там будет табличка: - «Экспонат любезно передан в коллекцию милейшей Акулиной Голубицкой-Гессер».
– И все вы врете, - притворно засмеялась Лина, - ни про какую «милейшую» в этой табличке ничего не будет.
– Ну без «милейшей», - согласился Артур, - а все остальное обязательно будет.
– И я, когда мне будет девяносто лет, буду приходить в этот музей и тыкать в табличку узловатым кривым пальцем - это, дескать, я принесла! А молодые школьницы будут шептаться: «Вот она, эта спятившая старуха, опять приперлась!»
Воронцов захохотал:
– Именно так все и будет.
Над перилами показалась седая голова Самвела, который осторожно нес старинный поднос с кофейными принадлежностями.
Кофе пили в молчании, которое нарушалось лишь доносившимся с воды шуршанием мелких ночных волн. Над столиком горел неяркий уютный фонарик.
Лину клонило в сон, несмотря на кофе и все переживания, и заметив это, Артур сказал:
– Наверное, вам пора домой. Я вижу, что у вас уже закрываются глаза.
Он оставил на столе несколько крупных купюр, бережно обнял Лину за плечи и повел ее вниз по деревянной винтовой лестнице. У Лины закрывались глаза и заплетались ноги.