Наследство
Шрифт:
– Асим…
– Да?
– Ты никогда не думал о том, какая женщина тебе нужна? Не те одноразовые шлюхи, с которыми ты проводишь ночи. Единственная, которая будет тебя понимать, принимать и поддерживать, ничего не требуя, не прося, не спрашивая…
– Деточка! – Он рассмеялся, разглядывая Нину сквозь рюмочное стекло. – Идеал недостижим.
– Идеала нет. – Она приблизилась к нему, опустилась на широкий подлокотник мягкого дивана, впервые ощутив легкий запах одеколона вперемешку с соленым ветром, исходивший от его густых, с легкой проседью волос, в которые ей отчаянно и жадно захотелось зарыться губами, глазами, руками… – Идеала нет. Но есть я… Мы похожи, два сапога – пара… Мы делаем одно дело, мы нужны друг другу,
– О чем ты? – пробормотал он, вдруг становясь растерянным и беспомощным.
– Мне ничего не надо от тебя: ни денег, ни любви, ни долга… Просто иди ко мне…
Не отводя взгляда от своего отражения в его расширенных зрачках, она медленно забрала рюмку из его руки, сплетая пальцы с его – сухими, горячими, коснулась его губ, таких же горячих и сухих, приоткрывшихся с безвольной готовностью, которую трудно было вообразить в насмешливом, искушенном мужчине. Но уже в следующий миг он вновь стал сильнее женщины, и все внутри нее наполнилось ликованием. Он был тем, кого она долго и упорно искала, уже отчаявшись найти: человека, что был сильнее ее, упрямого, властного, несгибаемого, рожденного побеждать, рядом с которым она могла наконец-то стать беспомощной и слабой, маленькой и глупой, не боясь быть ни смешной, ни униженной, ни раздавленной…
– Постой… – прохрипел он, вырываясь из огненного сплетения рук. – Подожди… Что ты – делаешь? Ты… пьяна… Перестань!
Он быстро поднялся, запихнул початый коньяк в холодильник. Его руки дрожали. Дрожали пальцы, когда он поспешно застегивал рубашку. Мелкие пуговицы не желали повиноваться.
– Черт, – бормотал он, – черт…
– Чего ты боишься? – отчаянно прошептала Нина, чувствуя, как, помимо воли, глаза наполняются слезами, готовыми в любой момент хлынуть наружу. Огромным усилием она загнала их обратно, прикусив губу до соленого привкуса во рту. – Неужели я хуже любой пляжной девки? Я тебе противна? Наверно, с Надеждой все было бы иначе? А может, было?
– Нина! Как тебе не стыдно… – укоризненно прошептал Асим.
– Ну, давай, скажи, что я не так красива и сексуальна, как моя прославленная мамочка!
Нина закрыла лицо руками.
«Остановись! – приказала она себе. – Не будь дурой. Мужчины не выносят истерик. Ты и сама всегда ненавидела это. Что с тобой? Сию минуту возьми себя в руки, психопатка!»
Глубоко вздохнув, Нина отняла ладони от остывающих щек.
– Ты прав, дорогой партнер, – криво улыбнулась она. – Это все алкоголь. Пьянству – бой. В отличие от твоего покойного друга Алекса, я умею проигрывать. Я не так плоха, просто не в твоем вкусе, верно? Дверь открыта, киллер отдыхает. Отныне – бизнес, и ничего лишнего.
Асим подошел к Нине, присел рядом, взял ее за руку. Ее пальцы были безвольны, как лапша.
– Деточка, – проговорил он с неожиданной щемящей нежностью, от которой у нее снова сдавило горло. – Клянусь, ты – самая привлекательная и незаурядная девушка, которую я когда-либо встречал. А уж я повидал немало, можешь мне поверить. Познакомься я с такой, как ты, лет сорок назад, возможно, все сложилось бы иначе. Моя жизнь, которой многие завидовали, на деле пуста и никчемна. Я всегда понимал, что все это уйдет вместе со мной. Знаешь, чего боятся в старости? Не смерти, нет… Того, что останется после. От меня не останется ничего. Ноль. Будто и не жил никогда. В последние годы я часто жалел, что у меня нет сына, которому я мог бы передать мой опыт, знания, связи, деньги, наконец… Но сейчас, когда я смотрю на тебя, я думаю, что, если бы у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя… И теперь я не могу, просто не имею права искалечить твою молодость и чистоту, которую ты так стараешься скрыть… Я знаю, что ты обязательно встретишь достойного парня, настоящую любовь и будешь очень счастлива. Не стоит жить одним печальным опытом родителей. Мне много лет, и я отдал
– Иди к черту, – обхватив подтянутые к груди колени, превращаясь в колючий комок, прошипела Нина. – Не читай мне нотаций. Ты не мой отец. Мой папа умер. Мы все умерли. В один день. То, что осталось, – пустая оболочка. Ненавижу детей, ненавижу смех, ненавижу тебя… И себя тоже. Убирайся!
– Деточка, – мягко и печально выговорил Асим, – ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Ночью все всегда кажется хуже, чем днем. Завтра все будет хорошо. Спокойной ночи.
– Иди к черту, – твердо повторила Нина, яростно впиваясь зубами в заусенец на большом пальце.
Когда хлопнула дверь, Нина вновь достала из бара плоский бутылек. Пробормотав сквозь зубы очередную порцию ругательств, прицелилась в дверь, размахнулась… И налила очередную рюмку. Она не какая-нибудь неврастеничка, чтобы устраивать театрализованное шоу с боем посуды и метанием стульев. Она не свихнется, как Алекс. Не сломается, как Надежда. Не унизится, как Фериде. Она выйдет победителем и в этой игре. И когда-нибудь Асим поймет, что потерял. А пока она закурит свой неженственный «Данхилл» и примет очередную порцию кошмаров. Спокойной ночи.
Позевывавший на рецепции Осман, завидев хозяйку, вытянулся во фрунт.
– Доброе утро. Что-нибудь желаете?
«Полный болван», – мрачно подумала Нина.
– Машину.
– Какую?
– Ту, что ездит.
– Приготовьте «мерседес» для мадам Нины, – елейно проворковал в телефонную трубку Осман. – Будут еще пожелания?
«Чтоб вам всем провалиться».
– Это все.
В ожидании автомобиля Нина опустилась в кожаное кресло, достала путеводитель, скользнула указательным пальцем вдоль рисованной ленты побережья.
Осман украдкой разглядывал хозяйку. Такая молодая девица, а ведет себя как старуха. Не красится. Одевается в дурацкие бесформенные балахоны. Вот и сейчас: безразмерный хлопковый джемпер и линялые джинсы. Прибавьте к этой прелестной картинке темные круги под глазами, ранние морщинки в уголках узкой прорези рта, взгляд инспектора полиции нравов да поганый язык. Ночной кошмар, да и только. Просто не верится, что ее матерью была прелестная Надежда. А папаша небось был типа Асима. Недаром он и мадам Стервоза так скоро нашли общий язык. Будь Алекс сейчас жив, точно влез бы в петлю от такой падчерицы…
К воротам причалил новехонький «Мерседес-420». К началу нынешнего сезона закупили для проката.
– Машина подана, мадам. – Осман склонился в почтительном полупоклоне.
В столь ранний час на шоссе встречались лишь туристические автобусы, груженные полусонными курортниками, да пикапчики торговцев, отдаленно напоминающие родные «Газели». Держа одной рукой руль, другой сигарету, Нина с наслаждением вдыхала врывающийся в салон – соленый ветер, ерошивший волосы, остужавший лоб, щекочущий ноздри, бессовестно проникавший в вязаные дырки легкого джемпера. Она любила езду. Дорога была ее единственной подругой и наперсницей, средством снятия стресса и лучшим допингом. Сумасшедший клубок московских улиц, загородные колдобины, педантичные европейские трассы и прилизанные американские автобаны – в каждой была своя, недоступная усталому примитивному обывательскому пониманию, интимная прелесть. Всякий раз после головоломного экзамена, когда все студенты отправлялись на диско или в клуб, Нина садилась за руль и устремлялась, куда глаза глядят. Единственным автомобилем, к которому Нина так и не притронулась, была «вольво» Надежды. Машина пылилась в гараже, пока Нина не отдала ее за бесценок первому попавшемуся ошалевшему от восторга «челноку».