Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов
Шрифт:
Антон. Как же наружный мой язык не говорит, когда он говорит? Ведь голос его слышен.
Друг. Мысль движет грязь твоего языка, и она-то говорит им, но не грязь; так как молоток часы на башне бьет, выходит из нутра часовой машины побудительная сила, коею нечувственный движется молоток. И посему-то Давид поет: «Помыслили (так вот уже) и сказали». Старый, новый ли язык – оба закрылися в бездне сердец своих. «Помыслил, – говорит, – пути твои», то есть «Сказал: сохраню пути мои». А опять о злом языке вот что: «Неправду умыслил язык твой», то есть «Сердце его собрало беззаконие себе». А как в мертвость твоего наружного языка, так во все твоей тленности члены выходит побудительная сила из сердечной же машины. Посему видно, что все они в той же бездне, как яблоня в своем семени, утаиваются, а наружная грязь о них только свидетельствует. Певчие, поиграйте
Памва. «Нога моя стоит на правоте».
Лука. «Те же всегда заблуждают сердцем».
Квадрат. «Неправду руки ваши сплетают».
Памва. «В сердце беззаконие делаете».
Лука. «Язык его соплетает льщение».
Квадрат. «Возвел очи мои».
Памва. «К тебе взял душу мою».
Лука. «Глянь и приклони ухо твое».
Квадрат. «Преклонил сердце мое в откровения твои».
Друг. Разжуй силу сих слов и усмотришь, что нога гордыни и рука, и рога грешных, и зубы, уши, и око простое и лукавое – и все до последнего волоса спряталось в сердечной глубине. Отсюда-то исходят помышления, всю нашу крайнюю плоть и грязь движущие. Помышление, владеющее наружным твоим оком, есть главное твое око, а плотское так, как бы одежда, последующая своей внутренности. То же разумей и о прочих частях.
Антон. Да ты ж говорил, что уста мудрых только одних в сердце их, а теперь говоришь то о всяких устах.
Друг. Весьма ты приметлив на мои ошибки. Вот Сирахов стих: «Сердце безумных в устах их, уста же мудрых в сердце их». Пускай же и безумного уста будут в сердце. Но если ты сего не разумеешь, в то время мысль твоя будет в грязи наружных твоих уст. А о чем размышляешь, там твое пустое и сердце. Оно думает, что плотская грязь сильна и важна. В сем ложном мнении оно пребывая, делается и само пустошью, так как и язык его есть суетный. Таков помысел есть устами твоими бренными, а в них твое сердце дотоле будет, поколе не скажешь: «Сказал: сохраню пути мои». «Спаси меня от грязи, пусть не утону». Затем-то язык и головою называется, что за сим вождем все человеческое сердце идет. Желал бы я, чтобы тебе Господь и всем нам дал новое и чистое сердце, стер главу языка змииного, а заговорил в сердце нашем тем языком, о коем сказано: «Языка его же не видя, услышал». «Послал слово свое и избавил их от растлений их».
Антон. Теперь, кажется, и я разумею сии слова: «Возрадуются кости смиренные».
Друг. Когда все-на-все, то и самая кость в душе и в сердце заключается. «Как только, – говорит, – умолчал, обветшали кости мои».
Памва. «Онемел и умолчал от благ в то время, когда восстать грешному языку предо мною».
Друг. Подлинно. А как сей злой вождь и глава змиина приводит все сердечное сокровище в смущение, так, напротив того, веселый Божий мир благовествующий язык приносит всему сердцу, всей бездне нашей радость и свет. «Слуху, – говорит, – моему дашь радость и веселие». Для того как все мое, так и кости мои, прежде всего смирившиеся во нетление, теперь возрадуются. Сему мирному языку веровал, тем же и говорил. А что сказал? Вот что: «Всяк человек – ложь». «Всякая плоть – сено». «Плоть – ничто же». «Сказал: имя Господне призову». «Сказал: сохраню пути мои». Пойду вслед за новым моим языком, за нетленным человеком. Не пойду во нетление за грешным языком. Закричу со Исаиею: «Божий есмь».
Памва. Вошли мы несколько во внутренность плоти нашей, будто в недро земное. Нашли, чего не видели. Людей мы нашли новых, руки, ноги и все новое имеющих. Но еще не конец. Продолжим путь к совершенному миру нашему. Пренебреги, о душа моя, совершенно всю плоть видиму и невидиму! Отходи от нее и приближайся к Господу. Верою отходи, а не видением. Вера роет и движет горы. Вот светильник путям твоим, язык новый!
Симфония, нареченная книга Асхань, о познании самого себя [82]
Рожденная 1767-го лета
82
Диалог, темой которого является одна из центральных тем Сковороды, самопознание, написан в 1769–1771 гг. (авторская датировка 1767 г. ошибочна). Впервые опубликована в издании 1912 г. Библейская Асхань – дочь Халева, достигшего земли обетованной (Ис Нав 14–15).
Любезный
Десять верст от Харькова написал я сию книгу в лесах Земборских. Дух велел, пусть наречется «Асхань». Асхань есть дочь Халева, вошедшего в Землю обетованную. Значит, красота. Он ее отдает братаничу своему в супруги за то, что достал город Арвон. Сей город, иначе называется Хеврон, сиречь дружба и город письменный. Сия есть премудрость Божия, сокровенная во глубинах Библии. Все, стяжавшие премудрость сию, невестою услаждаются, по слову Исаину: «Как же веселится жених о невесте, так возрадуется Господь о тебе».
83
Любезный друже Михаил! – обращение к Михаилу Ивановичу Ковалинскому, любимому ученику и другу Сковороды (см. в приложении его «Жизнь Григория Сковороды»).
Сердце наше, узнавшее себя, есть ведь голубь. Сей голубь вызывает себе из Ноева ковчега, из Библии, чистый – чистую голубицу. Вот невеста! Вот всеприятнейшая и единая жертва Богу! Вот пара голубов! Вот вонь благовония Господу! Вот верх блаженства! Сия вонь кончит сию книгу. Что значит сломить голубю крылья его? То же, что сломить рога. «Все рога грешных сломлю». Рог, ноготь, волос, перья разнятся от тела, хотя все сие в теле. В теле и разнится от тела, что? Мысль! Мысль чистая есть волос главы не гибнущий, рога и лучи на главе Моисея. Рог, Иеремиину ногтю адамантову равный, есть то чистая мысль. Крылья голубиные, легко парящие в вечности, вот они: «Помышления сердца его суть в род и род». Сломите крылья – разумей: раздерите сердца ваши. Тогда сломишь дурные крылья и голубице твоей – Библии. Вот пара! «Да отторгнет голову голубову». «Да отлучит-де гортань с перьем…» Сие есть то же: «Разлучи Бог между водою и водою…» Что есть вода сия, если не река, речь, мысль, слово, гортань, сердце, перья? Всякая фигура, тем более солнце, есть мысль. Ибо нечто нам проповедует. Если же солнце есть то мысль ей! Оно – голубь. Куда летит? В вечность. «Полечу и почию». Тут вечность именуется востоком. Что бы выше ее? «Восток имя ему». Сюда бросай! Бросай на восток гортань и перья. О горнем мудрствуй! Подними вверх. Пожертвуй перья Богу. Метай выше пепла, в место пепла. Вместо плоти возверзи на Господа печаль твою, тлень твою, плоть твою, ничто сие не твое. Да будут очи твои голубиные выше пепла на месте ином от пепла. Ибо все есть пепел, кроме вечности. Вот тогда-то исцедишь кровь от солнца. Узнав истину, преложится тебе солнце во кровь. Ибо что есть оно, если не плоть, кровь и пепел?.. А как кровавые крылья от сердца твоего отлучи, так и скотину твою раздели. Тело твое, пепельная твоя часть – вот то тебе! Дай же место на месте твоего пепла. Слушай! На всяком же месте дай место и Богу твоему! В волосе – волосу его, в жилочке твоей – жилке его, в костях твоих – костям его. Поделися с ним до последней твоей часточки, как царь Содомский с Авраамом. Вот тогда-то сбудется: «Жена твоя (премудрость), как лоза плодовита, во всех углах дома твоего». Вот тебе леторасли, дети твои! Новые жилы! Новая плоть и кость! А трапеза твоя Вышнему – сердце твое.
Григорий Сковорода
«Земля была невидима… и тьма вверху бездны».
«Когда познаны будут во тьме чудеса твои и правда твоя в земле забвенной?»
«Помяните чудеса его, то есть судьбы уст его».
«Не утаится кость моя от тебя, ее же сотворил ты втайне». «Дух все испытывает и глубины Божий».
«Если не познала саму тебя, о добрая жена, изойди в пятах
паств и паси козлища твои у шалашей пастушеских».
Лица в разговоре:
Памва, Антон, Лука, Конон, Филон, Квадрат, Друг
Памва. Прекрасное утро, пресветлый сей воскресения день. Сей веселый сад, новый свой лист развивающий. Сия в нем горняя беседка, священнейшим Библии присутствием освященная и ее же картинами украшенная. Не все ли сие возбуждает тебя к беседе? Слушай, собравшийся здесь новый Израиль, любезные друзья! Оживило меня присутствие ваше. Находясь окружен столь честными и человеколюбными сердцами, могу сказать с возлюбленным Давидом, что согрелося во мне сердце мое.