Наставница королевы
Шрифт:
Вскоре я уже потеряла счет всевозможным лакомствам, которые постоянно подавали и которые так хорошо сочетались с превосходным вином. И как это я раньше не замечала, что вино гораздо вкуснее, если пить его не из оловянных чаш, а из стеклянных кубков? Как всегда, на королевских обедах предусматривалось три перемены блюд: сперва холодные закуски, потом — жаркое, а на третье — сладкое. Правда, такого изобилия и разнообразия блюд мы еще никогда не видели. Этот парад кушаний, подаваемых в глубоких серебряных тарелках или на серебряных же подносах, способен был вызвать головокружение.
В числе холодных закусок были артишоки, капуста
Нечего и говорить, что все присутствующие щеголяли самыми изысканными манерами. Оттопырив мизинец, мы брали кушанья только левой рукой, а в правой держали принесенные с собой ножи и ложки. Вдоль столов (каждый длиной в шесть шагов), покрытых белыми скатертями, расхаживали слуги, подававшие нам чистые салфетки или же чаши с розовой водой для ополаскивания рук перед новым блюдом и забиравшие пустые тарелки. Соль из огромных позолоченных солонок надлежало брать кончиком чистого ножа и класть на свою тарелку. Я как раз вытирала свой нож кусочком пшеничного хлеба, собираясь положить его назад в карман, когда за моим плечом неожиданно возник Джон Эшли. Я так вздрогнула от неожиданности, что чуть не порезалась.
Надеясь на то, что мои губы не посинели от тутовых ягод, я откинула голову и улыбнулась ему. Джон помог мне встать и переступить через длинную скамью. Хорошо, что он поддерживал меня, потому что на ногах я стояла не очень твердо — уж не знаю, то ли от вина, то ли от присутствия Джона.
— Славный праздник сегодня. — От него приятно пахло гвоздикой. — И он продолжится, когда мы вернемся в Уайтхолл.
— Надеюсь, барка меня выдержит. Я так наелась!
— А мне не нравятся девушки, у которых одни кости, — ответил Джон с игривой усмешкой, от которой у меня внутри все перевернулось.
Джон Эшли был на моей памяти первым мужчиной, который смотрел мне прямо в глаза, не поедая взглядом мою фигуру. И почему-то от этого я заливалась краской гуще, чем в присутствии господ, которые пялились на мои бедра и грудь. И я, хоть и давно научилась управлять своими чувствами и скрывать их, вспыхнула до корней волос и захихикала, будто какая-нибудь коровница.
— Так вот, — продолжал Джон, по-прежнему придерживая меня: одна рука на моем локте, другая на плече. Потом он слегка отстранился. — Скажу еще кое-что. Я сегодня наелся до отвала, в том числе осилил чуть ли не бочонок хлебного пудинга. Такой, бывало, готовила моя матушка, я уже много лет не ел ничего подобного.
— Моя мама тоже готовила блюда, по которым я скучаю, — призналась я. — А когда с нами поселилась мачеха, Мод, все стало совсем по-другому.
Джон молча кивнул. Я поморгала, прогоняя слезы. Что это я, неужели собралась расплакаться? Отчего этот человек заставляет меня вспоминать прошлое и так переживать при этом?
Всякий раз, когда я оказывалась рядом с Джоном, у меня как то очень приятно расслаблялись мышцы живота. Чтобы вызвать во мне трепет, требовались умелые ласки Тома, но Джон Эшли вызывал у меня сладкую дрожь и без всяких прикосновений. Мне казалось, что я могу броситься ему на грудь прямо посреди этой шумной, оживленной толпы.
— Я буду возвращаться не на барже, — сказал мне Джон, с видимой неохотой отступая на шаг назад. — Нам с сэром Уильямом надо проследить, чтобы лошади вернулись в конюшни Уайтхолла. Но если будут танцы или какие-нибудь игры и если вы не заняты…
Я было подумала, что он назначит мне свидание в лабиринте, как некогда Том, или попросит приберечь для него танец, но он продолжил:
— …то мы, возможно, еще побеседуем. Этот день навсегда запомнится нам всем, мистрис Чамперноун…
— Кэт. Меня вообще-то зовут Кэтрин, но друзья называют меня Кэт.
— Я, во всяком случае, запомню этот день, Кэт. Я так долго смотрел на вас во время пира. Мы были так близко друг от друга и в то же время так далеко.
Джон не шутил, не поддразнивал меня, он выглядел совершенно серьезным. Он поклонился мне, а между тем не обязан был этого делать — мы принадлежали к одному рангу придворных. Глядя ему вслед, я вдруг осознала, что колени у меня крепко сжаты — возможно, оттого, что я хотела умерить свое влечение к нему, но скорее по другой причине. Мне срочно нужно было в отхожее место, я выпила слишком много вина.
Я старалась идти быстро, но осторожно — мои ноги, казалось, плыли по воздуху, — пробираясь между столами к двери, выходящей в боковой коридорчик. Несомненно, именно он вел в отхожее место.
Голоса постепенно отдалялись. Черт побери, я-то понимала, что пью слишком много, но понадеялась на обильную закуску. И все же, если не считать моего любимого синего десерта, приходилось признать, что я лишь чуть-чуть отведала разные блюда, а в основном налегала на вино.
Коридор освещался факелами на стене, но все двери были заперты. Может, надо было выйти через другую дверь? Этот старый дворец представлял собой настоящую паутину залов и комнат, а я здесь почти не бывала, поэтому и не знала, где что находится.
Вдруг из одной двери появилась Мэдж и направилась в мою сторону.
— Ах, как удачно! — воскликнула я. — Отхожее место там?
— Сразу за углом, потом еще один поворот, — крикнула мне Мэдж и пробежала мимо, торопясь вернуться в пиршественный зал.
К огромному облегчению, я нашла то, что отыскала. Но, удивительное дело, там было пусто — значит, я все же попала не туда. Где-то ближе к залу должно быть местечко для лордов и леди. Подобно Мэдж, я поспешно бросилась назад, но коридор, казалось, накренился, превратился в огромный туннель. Отдаленное жужжание голосов заставило меня вспомнить рой пчел, которых разводил мой отец. Жалея, что рядом нет Джона, который бы меня выручил, я схватилась за обшитую дубовыми панелями стену, чтобы не упасть. С какой радостью я увидела идущего навстречу Тома — пока не разглядела выражение его лица.