Настоящая англичанка

Джеймс Элоиза

Эмма наклонила голову с должным количеством ровного безличного признания.

— Садитесь, милорд.

Она прошла к канапе, но вместо того, чтобы сесть в указанное ею кресло, он сел очень близко к ней. Каждый атом в её теле ожил от его запаха, от его близости, его красоты.

— Итак, Вы хотели бы аннулировать нашу помолвку? — поинтересовался Гил.

Эмма отгородилась от чёрного потока разочарования, затопившего её сердце, так твёрдо, как только могла. Она сможет подумать

об этом позже. Ей известно о недостатках своего любимого в том, что касается воспоминаний о любовных приключениях. Нет ничего нового в том, что она значит для него не больше, чем другие женщины.

Она кивнула.

— Думаю, так будет лучше, — Эмма открыла ридикюль и вынула искусной работы кольцо, которое его отец прислал её отцу в знак их соглашения. Керр без колебаний раскрыл руку, и она уронила кольцо ему в ладонь. Она не доверяла себе даже мимоходом прикоснуться к его пальцам.

— Должен сказать, я благодарен Вам, — сказал он. — Хотел сказать Вам это лично, мисс Лудэн. Хотя как человек чести, я бы никогда не прекратил нашу помолвку, я очень хочу жениться на другой. Я потерял своё сердце, как бы глупо ни звучало. И поэтому я так признателен Вам за Ваше решение.

— Мы бы никогда не подошли друг другу, — быстро сказала Эмма, поскольку чёрная волна угрожала накрыть её и выгнать в слезах из комнаты. — Помолвки в детстве являются пережитками прошлого.

— Верно, — согласился Гил, сердечно улыбаясь. — Конечно, люди эпохи Елизаветы любили такие вещи и считали их полезными.

— Вполне.

— Я необыкновенно увлекаюсь обычаями времён королевы Елизаветы, — говорил он, очевидно, поддерживая беседу, чтобы скрыть тот неловкий факт, что им, помолвленным много лет, было не о чем разговаривать.

— В самом деле, — пробормотала Эмма, размышляя о том, где находится её отец. Он обещал, что придёт сюда и сгладит весь процесс. Конечно, он, вероятно, решил перечитать некоторые статьи о диете бабуинов и совершенно забыл, что Керр приезжает.

— Почти так же, как я люблю обычаи французские, — сказал Гил.

Эмма сдвинула брови. Это было чересчур! Он не только сделал себя и её посмешищем на весь Лондон, со своей одержимостью всем галльским, но ещё и осмеливается бросить ей это в лицо!

— Я много слышала об этом, — сухо ответила она.

— Так Вы действительно желаете разорвать нашу помолвку? — спросил Керр.

— Ещё сильнее теперь, когда узнала, что Вы хотите жениться, — заметила она холодным голосом.

— Она прелестна, — задумчиво сказал Гил. — Я бы очень хотел, чтобы Вы с ней познакомились. Я чувствую, словно мы с Вами знаем друг друга много лет, хотя мы виделись не часто.

Эмма стиснула зубы, мысленно ругая отца.

— Не часто, — подтвердила она.

— Вы приедете в Лондон?

— Естественно, — сказала она. — Я приеду на остаток Сезона.

Будь он мужчиной хоть с какой-то совестью, то понял бы, что его брошенная невеста будет отчаянно искать другого супруга. Разве что в свои двадцать четыре она совершенно безнадёжна, как говорила Бетани.

— Я Вас ей представлю, — говорил он совершенно хладнокровно. — Она француженка. Боюсь, у меня слабость к женщинам галльского происхождения.

— Я наслышана об этом, — ответила Эмма, задыхаясь от желания придушить этого человека. Она встала с канапе, не думая ни о чём, кроме бегства. Граф так же встал, как и следовало ожидать.

— Боюсь, у меня сегодня много дел, лорд Керр, — она присела в реверансе. — Если Вы простите…

— Но я хочу вам больше рассказать о ней, — сказал он, и Эмма встретилась с ним взглядом, впервые с момента, как она вошла в комнату.

То, что она увидела в его глазах, заставило её застыть, словно она вросла в ковёр.

— Она изящна, как все француженки.

— Разумеется, — шепнула Эмма.

Он шёл к ней, и ей хорошо было знакомо это дьявольское, порочное, насмешливое выражение на его лице, о, как знакомо.

— Она носит волосы распущенными время от времени. И она хороша как в роли королевы, так и куртизанки, если ты понимаешь, о чём я.

Эмма кивнула.

— Но, конечно, мне не следует так разговаривать с невинной английской девицей? Или следует, Эмили?

Несомненно, это радость в её сердце. Это было новое чувство и настолько мощное, что она не знала наверняка.

— Ты.… Когда ты узнал? — шепнула она.

— Ты никогда не думала, что я слышал о том, что ты пишешь декорации?

Её глаза расширились.

— Ты знал до того.… До того, как мы поехали в театр в Гайд-парке?

— В тебе было нечто знакомое, что заставляло меня чувствовать себя неловко и одновременно мне хотелось смеяться.

Теперь он стоял прямо перед ней. Каким-то образом он поймал обе её руки и поднёс к губам.

— А потом ты внезапно сказала мне, что рисуешь декорации. Дорогая, ты единственная женщина в Англии, кто этим занимается. Как ты могла подумать, что я не знаю об этом?

— Но это не общеизвестно, — возразила Эмма. — Ни один зритель не знает о том, что я рисую декорации для мистера Тэя.

— Ты забыла о моей крёстной матери, графине Бредельбейн?

— Ох, — Эмма вспомнила все письма, которыми она обменивалась с графиней годами.

— Она развернула безжалостную кампанию, чтобы привести нас двоих к алтарю. — Гил запечатлел поцелуй на её ладони, и у неё снова подогнулись колени. — Итак, дорогая…

Его глаза изучали её лицо.