Настоящая фантастика - 2009
Шрифт:
Еще помнил Фидель, что была она пышнотелой и полногрудой, и ее матово-смуглая кожа пылала жаром под его неуверенными прикосновениями.
Впрочем, Фидель оказался способным учеником, он все схватывал буквально на лету. Да и природа наделила парня не только высоким ростом, но и смазливой мордашкой, поэтому от девчонок отбоя не было, они так и липли к нему. Фиделю нравилось ловить томные девичьи взгляды, нравилось чувствовать себя первым парнем в Бирано — маленьком городишке в провинции Ориенте, на востоке острова, где он жил вместе с отцом в семейном поместье. Отец, будучи ревностным католиком, крайне отрицательно относился к амурным похождениям своего отпрыска и не раз устраивал ему выволочки, призывая на непутевую голову
Кончилось тем, что отцу все это надоело, и он велел сыну немедленно собирать вещи и отправляться в Гавану — набираться ума-разума в закрытом католическом коллехио — так по-испански назывался колледж — для мальчиков.
Спорить с отцом порой было совсем не безопасно — в его жилах текла кровь горячих испанских идальго, так что если старший Кастро что-то решил, то так оно и должно быть, пусть даже мир перевернется, а день и ночь поменяются местами. Отец решил, что в Гаване Фидель глубже поймет смысл Священного Писания и станет жить по Заповедям Господним, одна из которых гласит: «Не прелюбодействуй!»
Однако отец так и не понял, что, отправив непутевого сына в Гавану, он тем самым отнюдь не наказал Фиделя, а наоборот — оказал ему неоценимую услугу, за которую тот обещал благодарить драгоценного родителя по гроб жизни. Ведь Бирано — городок небольшой, можно сказать, большая деревня, где жители либо знакомы друг с другом, либо являются близкими родственниками. А Гавана — столица, огромный мир, который и за год не постигнешь. А сколько по улицам и набережным Гаваны ходит красивых девушек! А сколько там тихих, укромных местечек, где можно уединиться с горячей, готовой на всё, чикитой…
Так что Фиделя ничуть не угнетало то обстоятельство, что он учился в католическом коллехио. И хотя порядки в этом учебном заведении излишней либеральностью не отличались, весьма напоминая казарменные, однако свободного времени у Фиделя оставалось много. И на чтение книг, которые с большой натяжкой можно было назвать богословскими трудами, и на веселые пирушки с новыми друзьями. А два раза б неделю, в субботу и воскресенье, учащихся и вовсе отпускали за монастырские стены, и Фидель тогда пускался во все тяжкие, умудряясь за вечер осчастливить своим вниманием не одну девицу.
Но когда в жизнь Фиделя вошла Марта, он понял, что был глупым мальчишкой, который лишь по малолетству считал себя крутым мачо. Марте было уже за тридцать, она была опытной женщиной, умелой любовницей, и, кроме того, умным, интересным собеседником. В ее жарких объятиях Фидель впервые почувствовал себя настоящим мужчиной, а долгие разговоры о жизни, которые они вели и до, и после, а порой и вместо «этого», помогали восемнадцатилетнему парню понять и себя, и окружающий мир. Только общаясь с Мартой, Фидель понял, что женщина — это не только бездушная машина для удовлетворения мужских желаний, но и личность со своим внутренним миром.
Фиделю уже не хотелось неумелого и однообразного «пиха» с рано созревшими «doncellas» — малолетними девицами, которые умеют только слюняво целоваться, с готовностью снимать исподнее и непристойно раздвигать ноги, оставаясь при этом холодными пальмовыми бревнами. И говорить с ними совершенно не о чем. Встретились, сделали всё по-быстрому — и разбежались в разные стороны, чтобы уже больше никогда не встречаться.
Свидания с Мартой заражали Фиделя энергией на несколько дней вперед. Он чувствовал себя готовым на любые подвиги. Ему казалось, что он может своротить горы… Однажды Фидель бросил гранату в машину с немецкими солдатами — прямо на людной улице, посреди бела дня, и сумел уйти от погони, затерявшись в развалинах Старой Гаваны. В другой раз, прогуливаясь по Центральному парку, Фидель столкнулся с белобрысым немецким солдатиком, совсем еще мальчишкой, который на ломаном испанском попросил у него прикурить. При этом он заискивающе улыбался, словно чувствовал себя виноватым, что явился на кубинскую землю незваным гостем. Фидель дал «прикурить» — разбил ребром ладони кадык. Это было спонтанное решение, в котором не был задействован разум, скорее импульс, но Фидель ни разу не пожалел о содеянном. Парнишка был немцем, а значит — врагом. А врагов нужно уничтожать любыми способами.
Фидель не знал, любил ли он Марту. Скорее всего, любил. Иначе как объяснить, что ему ничего не хотелось делать, когда долго ее не видел. Он мог целыми днями лежать на жестком топчане, разглядывая низкий потолок, забыв не только о еде и сне, но и о том, что его родина стонет под пятой оккупантов. В такие моменты внешний мир переставал существовать для Фиделя. Он думал только об одном: скорее бы пришла Марта. А иногда, так и не дождавшись любимой, Фидель, словно сомнамбула, выбирался из своего убежища и, влекомый не подчиняющейся разуму силой, шел в Центральный парк, где договаривался с дежурившими там путанами, и на несколько дней исчезал. Ему нравились такие многодневные загулы, однако после того, как приходил в себя и, ужаснувшись, убегал из притонов, оставив жрицам любви все наличные деньги, он чувствовал себя больным и разбитым. Чтобы восстановить силы, приходилось сутки пролежать без движения, без единой мысли, в прострации.
И только когда Марта приходила, Фидель возвращался к реальности, был снова готов жить и бороться.
Фидель знал, что он был не единственным мужчиной у Марты, и это порой сильно угнетало его.
Девушка работала в стриптиз-баре на Прадо. Танцевала для посетителей. Не только для немцев, но и для кубинцев, которые вынужденно смирились с их присутствием на острове, и жажда развлечений поборола прежние страхи перед захватчиками. Да и оккупационная комендатура всячески поощряла открытие увеселительных заведений.
Фидель догадывался, что Марта там не только танцевала.
— Ты спишь с другими мужчинами, — как-то упрекнул подругу Фидель, когда они лежали рядом после накрывшего их урагана страсти, касаясь друг друга горячими, потными телами и медленно приходя в себя.
Марта повернула к Фиделю смуглое лицо.
— Я люблю спать с мужчинами, — грудным голосом прошептала она на ухо Фиделю, обжигая его щеку горячим дыханием.
— Но ты спишь с гансанос [1] , — хмуро произнес Фидель, чуть отстраняясь от Марты.
1
«Гансанос» — так кубинцы называли немцев. От немецкого имени «Ганс». Правда, если в точности следовать нормам испанского языка, то следовало бы говорить «Гансос». Однако в испанском есть очень близкое по звучанию слово — «gusanos». Червяки… Так кубинцы выказывали свое презрение к оккупантам, поэтому грамматическую ошибку трудно было назвать случайной…
— А что делать? — грустно вздохнула Марта, доверчиво положив голову на покрытую жесткой растительностью грудь Фиделя. Легкие волны ее волос накрыли переносицу, и Фиделю страшно захотелось чихнуть. — Мне приходится спать с гансанос, — снова вздохнула она, но Фидель почувствовал томную наигранность в ее тихом, интимно звучавшем голосе. — Но из всех мужчин я предпочитаю кубинцев. А из всех кубинцев я отдаю предпочтение одному высокому парню с большими черными глазами…
Фидель ощутил на своем животе щекотное прикосновение ласковых пальчиков Марты. Она провела мягкими, как у котенка, подушечками по жесткой дорожке волос, которая начиналась у пупка, и уверенная ладошка Марты медленно поползла дальше, вниз…