Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
Вместе с последней фразой Веспасиан Тиггз резко повернулся, заставив слушателей вздрогнуть.
— Возьмем, к примеру, статуи! — сказал он, прохаживаясь вдоль первого ряда. — Вы привыкли к тому, что они одного цвета — того материала, из которого их изготовили. А вот в двенадцатом-тринадцатом веках их было принято раскрашивать, и не только одежду, а лица! Косметики на изображения святых тратилось не меньше, чем на прекрасных дам!
И профессор игриво подмигнул. Восхищенно внимавшая аудитория дружно, точно по команде, расхохоталась.
И это на лекции у Веспасиана Тиггза, где обычно скучали даже мухи!
Дальше дело продолжилось в том же, почти фантастическом духе. Расставаясь в этот день со студентами, профессор приветливо кивал им на прощание, чем едва не довел одну нервную девушку до истерики.
В субботу Тиггз проснулся с первыми лучами светила. Вскочив с кровати и едва накинув халат, он бросился в гостиную, где на столике лежала «Дорога Чудес», и даже не вспомнил о любимой трубке.
Руки его при этом дрожали. Увидевший это решил бы, что бесстрастный и выдержанный, точно айсберг, профессор попросту сошел с ума. Но, к счастью, видеть это было некому.
Для очередного рецепта, именуемого «Первовещество», ему понадобились некоторые вещи, которые не так часто бывают нужны обычным хозяйкам: спинная часть кабана, гвоздика в бутонах, ягоды можжевельника и мармелад из плодов боярышника.
Чтобы достать их, пришлось попотеть, и домой тяжело нагруженный Тиггз вернулся довольно поздно, в нарушение всяческого распорядка. Встретившая его на улице мисс Трабл решила, что ее часы чудовищно спешат.
Поверить в это было легче, чем в непунктуальность профессора.
А он, ворвавшись к себе в квартиру, тут же ринулся к плите и колдовал около нее несколько часов, готовя маринад, заливая им мясо, томя его в просторной керамической гусятнице, а затем прожаривая на противне. Финальным аккордом стало приготовление соуса.
Но результат трудов превзошел все ожидания. «Первовещество» оказалось настолько вкусным, что профессор, вопреки обычной умеренности, съел всю немалую порцию, да еще и подчистил подливку хлебом. Время уже было позднее, и сил после этого у него хватило только на то, чтобы добраться до кровати.
Сон его был беспокоен. Тиггз вздрагивал и постанывал под одеялом, словно его мучили кошмары, хотя являвшиеся одно за другим яркие и красочные видения не содержали даже намека на страх…
Лишь под утро профессор успокоился и далее спал совершенно беззвучно.
Миссис Баттон, в девичестве — Тиггз, обладала великолепно выдержанным характером. Проведя тридцать лет замужем за взбалмошным владельцем небольшого кафе и вырастив троих детей, она выработала жизненную философию, по устойчивости сравнимую со старым валуном.
Ничто не могло вывести почтенную даму из равновесия.
Явись к ней сам архангел Михаил, она бы лишь радушно улыбнулась и предложила ему выпить чашечку чая.
Но даже она почувствовала удивление, когда солнечным воскресным утром к ней в дом пришел брат, которого она не видела почти десять лет. Общались они, несмотря на то что жили не так далеко, с помощью поздравительных открыток.
— Господи, Веспасиан! — сказала она, открыв дверь и обнаружив за ней долговязую фигуру в песочном костюме. — Это ты?! Что-то случилось?
— Ничего, Гортензия. — Профессор Тиггз улыбнулся, криво и неумело, но все же улыбнулся, и это заставило миссис Баттон заподозрить неладное. — Просто я решил тебя навестить.
— Да? — Миссис Баттон была бы удивлена меньше, явись к ней с визитом премьер-министр или даже королева, а не ее брат, который никогда не подозревал ни о каких человеческих чувствах и не испытывал особой необходимости в общении с людьми, пусть даже и родственниками. — Заходи.
Принимая у гостя шляпу и трость, она получше разглядела его и обнаружила, что Веспасиан, с детства отличавшийся дотошной аккуратностью, криво повязал галстук, а выглядывающая из-под костюма рубашка выглядит возмутительно мятой.
— Чаю? — предложила миссис Баттон, безуспешно пытаясь поймать ускользающее душевное равновесие.
— Пойдем, просто поболтаем, — сказал профессор, повергнув сестру в еще больший шок, — мы ведь так давно не виделись!
Миссис Баттон проводила брата в гостиную, усадила в кресло и сама уселась напротив. Неподвижное обычно, выражающее лишь интеллектуальное презрение ко всему вокруг, лицо Веспасиана сегодня явственно показывало смущение.
— Ты знаешь, Гортензия, — сказал он, — мне стыдно, что я так редко тебя навещал и племянников… Как они, кстати?
Ошеломленная миссис Баттон даже не нашлась что ответить. Но собеседник словно и не заметил ее молчания. Он продолжал говорить, горячо, отрывисто, словно не умудренный жизнью профессор, а двадцатилетний юноша, отчаянно пытающийся открыть душу.
— Ты знаешь, я лишь недавно понял, что прожил жизнь зря… она была пуста и бессмысленна, словно высохший плод… Теперь же я словно прозрел, пелена упала с моих глаз! Я увидел всю свою никчемность!
Миссис Баттон слушала молча, не очень понимая, что происходит. А Веспасиан Тиггз, который неожиданно, чуть ли не впервые в жизни ощутил потребность, чтобы его выслушали, говорил и говорил, не переставая. Смысла в его словах было куда меньше, чем горячих, живых эмоций.
А закончил он свою речь и вовсе странно:
— Хорошо, что я тебя застал, — сказал профессор и улыбнулся, на этот раз — грустно, — знай, что я завещаю все свое имущество тебе…
— О чем ты говоришь? — возмутилась миссис Баттон. — Ты всего на пять лет меня старше! Тебе жить да жить!
— Может быть, и так, — не стал спорить Веспасиан, — но ты должна об этом знать. На всякий случай…
После этого он поднялся и принялся прощаться.
«Всякий случай» наступил спустя пять дней. Миссис Баттон вызвали в полицию, чтобы допросить по делу об исчезновении профессора Тиггза.