Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Возраст героя нигде в тексте не указан прямо, однако его легко определить, опираясь на тот факт, что к началу действия «…одиннадцать с лишком лет прошло с того суматошного дня, когда, вырвавшись из ненавистной ему уездной больницы, после тяжких походов, службы и бед лекарь Булгаков окунулся в целительную атмосферу московской клиники». Припоминая беседу с профессором Покровским, у коего главный герой вместе с женою остановился на первых порах, Михаил Афанасьевич замечает в числе прочего: «…удержал меня, двадцатипятилетнего обормота, от безрассудного шага – ехать тотчас в Киев. Положительно, они с Тасей заключили тогда тайный сепаратный договор».
Стало быть, когда главный герой искал
Обращаем внимание читателя на некоторые малоприметные детали – их мы намереваемся использовать в рассуждениях ниже. Во-первых: в декабре 1917 года Покровский приютил молодого коллегу с женой и уговорил его остаться. Во-вторых: автор, когда пишет о жаре, изводившей Михаила Афанасьевича 1 мая 1929 года, употребляет выражение «накануне светлого праздника». В-третьих: герой, характеризуя соглашение профессора Покровского с Тасей, использует газетный штамп «тайный сепаратный договор».
У нас есть возможность убедиться в том, что возраст героя определен нами верно – размышляя о событиях сентября 1911 года, Михаил Афанасьевич отмечает, что «от первой встречи с этим Богровым память осталась прегадкая». Далее мы узнаем, что у господ Булгакова и Яновского после встречи с Богровым «вид был предосудительный: у одного наискось была рассечена губа и рукав висел на нитке, а у другого отлетели пуговицы не только на блузе, но и на разрезе брюк спереди». Обоих, невзирая на мольбы о пощаде, уволок к директору гимназии Преподобный Макс, однако господин Богров как-то вывернулся, «хоть по совести наказать следовало именно его, ибо нет такого закону, чтобы шестиклассникам второклассников безнаказанно уродовать». Получается, Богров старше Булгакова на четыре года. В «процитированном» Плотниковым полицейском протоколе 1911 года о самоубийстве Дмитрия Григорьевича (Мордко Гершковича) Богрова значится, что он родился в 1887 году, следовательно, мы можем установить год рождения Булгакова и Яновского – 1891-й.
Итак, придуманный Владимиром Плотниковым Михаил Афанасьевич Булгаков родился в 1891 году, в семье профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и Варвары Михайловны (в девичестве Покровской). В 1901 году он поступил в 1-ю киевскую гимназию, где в 1903 году и произошла его первая встреча с Богровым.
О втором пересечении судеб Богрова и Булгакова автор сообщает вскользь. Случилось это «в середине пыльного жаркого августа», когда Миша, «не успевший еще расстаться с гимназическими привычками, растратил все карманные деньги на мороженое и прогуливался по Крещатику с Тасей Лаппа». На углу Прорезной они встретили Витю Яновского с франтоватым каким-то студентом. Того удалось прилично спровадить, а Витьку затащить в Купеческий сад (в открытом театре давали Шуберта), куда проникли втроем на один билет. По дороге Яновский с таинственным видом сболтнул: спроваженный франт – тот самый Богров, с коим некогда случилась у Миши в гимназии стычка. Он пару лет валял дурака в университете Мюнхена и сделался там социалистом. Социалистов Миша не уважал и не терпел вранья, о чем и сообщил Виктору «сей же час после того, как тот потребовал от господина Булгакова строгой конспирации». Они чуть было не поссорились, однако «игра в прятки со сторожем выбила политику из гимназических голов вон». Обращаем внимание читателя: использованный автором оборот «не успевший еще расстаться с гимназическими привычками» указывает на то, что описанные события происходили в августе 1909-го, в год, когда придуманный Плотниковым Булгаков поступил в университет.
Третью встречу главного героя с Богровым мы вправе назвать роковой, но можно ли вообще считать описанное событие встречей?
Некто из Киевского охранного управления пригласил профессора Лапинского для консультации в отношении доносителя: тот утверждал, что во дни визита государя императора в Киев на сановника из его ближайшего окружения будет совершено покушение. Доноситель «вел себя манерно, закатывал глаза, поднося руку к голове, как бы отдавая честь кому-то невидимому. То говорил бессвязно о победе духа над плотью, об анархии масштабов космических и об однообразной пошлости земного существования, а то вдруг, словно бы кто-то у него внутри перекладывал стрелку, вновь заводил речь о покушении, масонском заговоре и тайном обществе Управителей». Лапинский установил расщепление психических процессов и конфиденциально сообщил об этом чиновнику охранного управления.
Булгаков посмеялся вместе с Покровским над космической анархией и победой духа, но обедавший у Булгаковых Яновский заинтересовался случаем и долго еще расспрашивал о деталях. Что за тайное общество Управителей? Какое отношение к этому имеют масоны? Как выглядел доноситель? Как его звали?
Заметим, что автор, будто бы желая скрыть от читателя нечто, обрывает эпизод, сообщая лишь о том, что Яновский некоторое время «беседовал с дядей Колей приватно» и вслед за тем поспешно отбыл. Отметим также – после его ухода Покровский заводит разговор о предателях вообще и об Иуде в частности.
Далее в общем светлом тоне повествования о визите государя императора в Киев и о встрече Таси с Петром Аркадьевичем Столыпиным, в дом коего в бытность Петра Аркадьевича саратовским губернатором отец Татьяны Лаппа был вхож, проскальзывают темные нотки. Яновский сообщает Булгакову о самоубийстве Богрова – тот повесился в гостинице «Мадрид», оставив записку: «Я все равно бы кончил тем, чем сейчас кончаю». Отметим противоестественное равнодушие Яновского к собственному сообщению. «Причины самоубийства не выяснены», – говорит он и тут же, без явной связи упоминает Иуду. Окончание эпизода омрачено описанием внезапного и необъяснимого отъезда профессора Покровского в Москву. Прощаясь с племянником, Николай Михайлович говорит о совести и о врачебной тайне.
Мы проанализировали текст, сопоставили даты и пришли к выводу, что автор, желая намекнуть на причастность Яновского к «самоубийству» Богрова, пытается скрыть от читателя истинное значение события. В дальнейшем мы еще вернемся к бегству Покровского из Киева, просим пока запомнить, что отъезд состоялся 3 сентября 1911 года и что, прощаясь с «дядей Колей», Миша и Тася огорчены «тем лишь только, что завтра и Тасе уезжать, кончаются ее вакации».
Что происходило с главным героем после 3 сентября 1911 года и до начала декабря года 1917-го, мы можем определить косвенно, по значительным переменам в его характере.
Перед нами теперь не легкомысленный студент медицинского факультета, вчерашний гимназист, чей патриотизм основан отнюдь не на твердых убеждениях и выглядит несколько карикатурно, а состоявшийся специалист, «лекарь с отличием», успевший хлебнуть войны и «службы в тяжелом трехсводном госпитале зауряд-врачом», материалист, изверившийся и в боге, и в людях. Не только к войне, но и к любому проявлению милитаризма Михаил Афанасьевич относится с отвращением. Он легко поддается на уговоры дяди и остается в Москве.