Настоящая любовь и прочее вранье
Шрифт:
– Я заинтригован. Что значит «по-всякому»? Неужели встретила высокого темноволосого британца, требовавшего, чтобы ты надевала амазонку и охаживала его стеком? – осведомился Макс, плотоядно ухмыльнувшись.
У него довольно примитивное чувство юмора, как правило, оскорбляющее, почти всех знакомых, но лично я нахожу его уморительным. Он постоянно твердит, будто высказывает вслух именно то, что думают остальные.
– Ничего подобного. То есть насчет мужчины все верно, а что касается остального, увы… – вздохнула я и честно рассказала о Джеке, о наших невероятных свиданиях и даже о его отношениях с Мадди, умолчав, разумеется, об интимных подробностях. Во-первых, я не из тех, кто делится подобными вещами с посторонними, пусть даже с приятелями. А во-вторых, Макс немедленно примется
Он присвистнул.
– Похоже, ты неплохо провела время. Почему такое скорбное лицо?
– Ты о чем? То, что я сделала, ужасно. Мадди – моя подруга, а я встречаюсь с парнем, который только что разбил ей сердце, – запротестовала я.
Макс состроил рожицу. Он как-то видел Мадди на дне рождения, который та организовала для меня в «Калле Охо», и она совсем ему не понравилась. Он сам прима, а Мадди, естественно, перетянула одеяло на себя и заняла площадку на весь вечер. Она, со своей стороны, была несколько сбита с толку, поскольку не совсем понимала его шуточки и посчитала, будто Макс смеется над ней, как и было на самом деле, хотя ничего такого он не имел в виду. Просто пытался подружиться с ней. Мадди отнюдь не способствовала наведению мостов, постоянно упоминая о Максе как о твоем «голубом дружке», хотя на самом деле он никакой не голубой.
– Но ведь ничего не случилось. Она все равно не узнает. Думаю, если бы речь шла о тебе, она не задумалась бы отбить у тебя бойфренда.
– Никогда! – запротестовала я, но он только усмехнулся. – У тебя предубеждение против Мадди.
– Совершенно верно. Недаром она все стремилась быть в центре внимания даже на твоем дне рождения. Если о ней хоть на секунду забывали, дулась и капризничала. Терпеть не могу эту манеру поведения «я папочкина девочка». Навидался такого на работе.
– Ты безобразно преувеличиваешь. Мадди действительно любит быть в центре событий, и что тут такого? Не понимаю, почему вы не смогли поладить! Вы еще хуже моих родителей, – объявила я.
Макс только фыркнул.
– Ладно, она просто лапочка, но все равно не могу понять, из-за чего столько шума! Тем более что она все равно останется в счастливом неведении. Если только мистер Секси Бритт не проговорится.
– Он, кстати, американец. И вряд ли проговорится, – отмахнулась я, но тут же прикусила губу. Потому что Мадди могла все узнать исключительно в том случае, если мы с Джеком будем продолжать встречаться. Что крайне маловероятно. И все же… в моей циничной душе расцвел крохотный росток надежды. Джек попросил у меня номер телефона, рабочего и домашнего, номер факса и даже адрес электронной почты и тщательно записал мне все свои контактные номера. Сто раз пообещал, что позвонит, и не просто ради приличия, а вполне искренне.
Макс, видевший меня насквозь, немедленно заподозрил правду.
– Поверить не могу, – брезгливо качнул он головой. – Неудивительно, что ты никак не можешь найти себе мужчину. Отгородила себя тысячью жалких, дурацких, педантичных правил относительно того, с кем можно встречаться, а с кем – нет, считаешь, что девяносто девять процентов мужчин гроша ломаного не стоят, а потом влюбляешься в типа, которого вряд ли еще увидишь. Какая-то патология.
– Я не влюбилась, – слабо возразила я.
– Ну да, как же! Сумела же найти себе Самого Неподходящего в Мире Мужчину: живет в другой стране, встречался с твоей лучшей подругой и никаких шансов, что отношения будут продолжаться! Вот в кого ты втрескалась, – бушевал он, после чего допил вино, снова наполнил бокал и предложил бутылку мне. Я отмахнулась: по рабочим дням мой лимит – один бокал вина.
– Господи, кто говорит о любви? Сама знаю, что больше его не увижу: не такая я идиотка, – начала я с достоинством, но тут же испортила все впечатление, предательски покраснев.
Макс схватил мою руку и дружески сжал. Он вообще из тех, кто обожает всякие нежности, прикосновения и объятия.
– Я никогда не утверждал, что ты идиотка. Совсем наоборот. Просто не хочу, чтобы ты заранее настраивала себя на неудачу. Кстати, ты голодна? Как насчет китайской кухни? Хватай трубку и звони в ресторан. По-моему, рассыльный к тебе неравнодушен, потому что, если заказываешь ты, всегда кладет лишнюю порцию жареной лапши.
Когда мы поели, я постаралась отвертеться от очередного, двадцатого по счету просмотра картины «Властелин колец. Братство кольца». Это любимый фильм Макса после «Империя наносит ответный удар». Кроме того, он имел неприятную привычку произносить реплики в унисон с актерами. Уже того факта, что Дафна любила дурацкие фильмы не меньше, чем он, должно было быть достаточно, чтобы жениться на ней. А я поспешила схватить сумку и ретироваться.
Открыв собственную дверь, я немедленно швырнула вещи на пол (одно из преимуществ одинокого житья) и облегченно вздохнула. Какое счастье – оказаться дома!
Моя квартира совсем не блистала модной обстановкой, как у Мадди или Макса. Большинство мебели куплено в «Икеа», где у клиента не выдаивают последний цент: мягкие подушки, плюшевая обивка, кресло из тех уютных вещиц, в которых можно утонуть на несколько часов, особенно если под рукой хорошая книга. Несколько предметов были заказаны по моему любимому каталогу «Поттери Барн», который Макс, самопровозглашенный эксперт по дизайну середины века, ехидно именует «порно для яппи».
Я всегда питала пристрастие к дорогим журналам по домашнему интерьеру, хотя на мои способности декоратора это мало влияло. Для меня это скорее фантазия. Я часами листаю их, рассматривая снимки домовладельцев. Нет, я завидую не их домам. Их жизни. Хочу быть одной из женщин того типа, которые в изящном платьице и остроносых туфельках моют листья салата в раковине в обставленной по последнему крику моды кухне с зелеными стенами, приспособлениями из нержавеющей стали и мраморными столешницами. Того типа, которые обставляют дома небрежной смесью бесценного антиквариата и удачных находок, сделанных на французских блошиных рынках. Того типа, которые развешивают по стенам картины, подаренные им талантливыми авторами. Женщины этого типа не работают за сущие гроши в третьеразрядных журналах, которые обычно стопками лежат в приемных врачей, в то время как посетители дерутся за потрепанный выпуск «Пипл» двухмесячной давности.
Я опустилась на рыжевато-коричневое покрывало дивана, положила ноги на журнальный столик и блаженно вздохнула. Слава Богу. Еще один день прошел. Я постаралась поправить статью о Сан-Антонио, неохотно изымая наиболее острые абзацы, делая текст таким же безликим и унылым, как номер «Холидей инн», в котором жила в этом городе. До чего же противно было выхолащивать содержание! Наступят ли времена, когда я смогу писать все, что хочу, не подвергаясь бесконечной правке? Конечно, я могла бы стать независимым журналистом, но конкуренция жестока, и не было никаких гарантий, что мои статьи будут печатать, не говоря уже о том, что в штате редакции у меня все преимущества стабильного жалованья и медицинской страховки. Нет, единственный выход – перебраться в очередной журнал… Но кто меня возьмет? Роберт вряд ли даст мне хорошую рекомендацию (разве что решит воспользоваться шансом от меня избавиться), а мои лучшие работы так и не увидели света, так что вряд ли перед моей дверью выстроится очередь желающих переманить столь ценного кадра к себе обещанием солидного контракта. Значит, я навеки застряла в журнале для старых маразматиков, и с этой угнетающей реальностью нужно смириться. Когда ты молод и мечтаешь о счастье быть взрослым (никакие родители не нудят над ухом: свой дом! свои деньги! конец школе!), до тебя просто не доходит, что вполне можно оказаться на подобной, выматывающей душу работе. Ладно-ладно, может, моя работа не настолько уж и выматывает душу, но до именин сердца ей тоже далеко.
Я откинулась на спинку дивана, раздираемая сомнениями, что делать дальше: включить телевизор, где наверняка идет какое-нибудь абсурдное реалити-шоу, или попытаться еще раз отредактировать статью. Но прежде чем успела что-то сообразить, зазвонил телефон. Я лениво подняла трубку, предположив, что это Макс, томимый желанием процитировать наиболее удачное место из фильма. В толк не возьму, зачем нужно крутить его снова и снова, если Макс и без того знает наизусть каждую реплику? Лично я считаю, что он неравнодушен к Лив Тайлер, особенно неотразимой с ушками эльфа.