Настоящая любовь или Жизнь как роман
Шрифт:
Радиотелефон в машинах есть в СССР только у КГБ, милиции и членов правительства. Мы мчались в редакцию по улице Горького, и по дороге я лихорадочно соображал: если эта черная «Волга» не отвяжется от нас на следующем повороте, значит, это КГБ, это слежка, потому что ни милиции, ни тем паче членам правительства незачем наблюдать за мной…
Но даже когда эта «Волга», тупо вися у нас на хвосте, вместе с нами свернула с Ленинградского проспекта на улицу «Правды» и тормознула у издательства «Правда», в трех шагах от нашей машины, я сказал
Избегая встречаться взглядом с пассажиром в черной «Волге», который почему-то не вышел из машины, я взбежал по мраморным ступеням редакционного подъезда, толкнул тяжелую дверь, быстро миновал дежурного милиционера и ступил в кабину лифта. И когда я вышел на шестом этаже редакции и оказался в коридоре «Комсомолки», я почувствовал облегчение, словно оказался — смешно сказать! — в безопасном месте. «Ты просто псих и трус!» — сказал я себе и шагнул в кабинет студенческого отдела редакции, где сидели Гена Бочаров и еще несколько сотрудников.
— Вот! — Я гордо хлопнул на стол Бочарова оттиск нашей с ним статьи с визой Бакаева. — Подпись министра Бакаева! Пошли к главному, пусть ставит статью в завтрашний номер. Где Кичин?
— Кичин, как всегда, в буфете… — сказал Бочаров негромко. — Только что мне звонил помощник первого секретаря ЦК Украины. Сейчас в Киеве началось заседание бюро ЦК партии. Вопрос о Кичине стоит последним. То есть часов в девять вечера мы будем знать, восстановят они его в партии или нет.
— Конечно, восстановят! — сказал я уверенно. — Если поставили вопрос в повестку дня — значит, восстановят.
Иначе — зачем обсуждать? Исключить из партии второй раз, что ли?
— Не так все просто… — задумчиво продолжал Бочаров. — Они вызвали в Киев на заседание бюро ЦК кого бы ты думал?
— Данченко, наверное? Кого еще? Секретаря парткома пароходства?
— Куварзина, — сказал Бочаров и посмотрел мне прямо в глаза. — Слушай, ты сегодня ничего странного не заметил вокруг себя?
И вдруг меня как пронзило. Сегодня начальника Одесского управления КГБ полковника Куварзина вызвали в Киев, на заседание бюро ЦК КП Украины. Конечно, он приехал в Киев не к самому началу заседания, не к шести часам вечера, а с утра. И чтобы он мог подготовиться к своему выступлению, ему еще с утра (если не вчера) дали копию нашей статьи о капитане Кичине. Под статьей стоят две фамилии: «Геннадий Бочаров, Эдуард Тополь, спецкорреспонденты «Комсомольской правды». Вот откуда Куварзин уже знает о существовании этой статьи, знает фамилии ее авторов!
— Заметил… — ответил я Бочарову на его вопрос. — Но я думал, что это так — совпадение… А что — за тобой тоже?
— Угу… — сказал Бочаров и кивком головы пригласил меня к окну.
Мы подошли к широкому окну, и Бочаров кивнул вниз, на мостовую, где вдоль небольшого сквера были припаркованы штук десять машин.
— Вон та, крайняя «Волга», видишь?
Я усмехнулся: они стояли рядом — черная «Волга», которая следовала за мной от дома Бакаева, и черная «Волга», которая сопровождала в тот день Бочарова по всей Москве. Пассажиры этих машин сидели в кабинах, лицом к зданию «Правды», так, чтобы им были видны все три редакционных подъезда.
— Конечно, оторваться от них можно, — сказал мне Бочаров. — Через типографию…
— Слушай, это уже Кафка! — сказал я. — Как может какое-то вшивое одесское КГБ организовать слежку в Москве?! Да еще так быстро! И зачем? Ну, написали статью — ну и что? Что с нас взять?
— Организовать слежку можно одним телефонным звонком, — сказал Бочаров, все еще глядя вниз на эти неподвижные черные «Волги». — У Куварзина наверняка есть приятели в московском ГБ. Одного звонка достаточно… А зачем? Скажем, для шантажа. Если ты сегодня вечером будешь с Кичиным в ресторане, я могу поспорить, что вас арестуют как пьяниц и дебоширов. Даже если вы будете пить только минеральную воду…
— Знаешь что? — сказал я. — Пошли к главному! Пусть ставит статью в завтрашний номер! Это лучшая наша защита! Пошли!..
— Статья уже стоит, — сказал мне Бочаров. — На второй полосе. Теперь нужно только молиться, чтобы она проскочила цензуру.
Я от изумления открыл рот. Бочаров сделал почти немыслимое — уговорил главного поставить статью в номер, даже не имея еще визы Бакаева.
— Закрой варежку, — усмехнулся Бочаров. — Я знал, что ты не выйдешь от Бакаева без визы. Я так и сказал главному: если Тополь придет от Бакаева без визы, вообще можете не печатать эту статью. Чем я рисковал? Ничем!..
Теперь представьте этот сумасшедший вечер в редакции газеты «Комсомольская правда», на шестом этаже издательства «Правды». Представьте это медленное, как пытка, течение времени, это ожидание, когда за окном стоят две гэбэшные «Волги», когда в редакционном буфете Кичин, фанфароня, угощает редакционных машинисток и секретарш шампанским, а тем временем в Киеве, в ЦК КП Украины, решается его судьба. А рядом, на пятом этаже издательства, в кабинете цензора, лежит на столе, в папке свежих газетных оттисков, оттиск нашей статьи…
Куря одну сигарету за другой, мы с Бочаровым поминутно подходили к окну, смотрели вниз. Эти две черные машины уже включили габаритные огни и подъехали поближе к ярко освещенным подъездам редакции. Один из их пассажиров вышел из машины и прогуливался на противоположной стороне улицы, задрав голову вверх и разглядывая окна верхних этажей издательства. «Комсомольская правда» занимала последний, шестой этаж, выше нас была только столовая…
— Ну их в жопу! — взорвался Бочаров. — Все! Я больше не подойду к окну!..