Шрифт:
Глава 1
Кардиология мой дом, мой свет и мать моя родная.
– Любка, давай скорее. Там с аварии привезли. – В сестринскую заглянула Верка.
Я быстренько свернула свое желание попить чай и поспешила в отделение. Я – это старшая медсестра отделения кардиологии областной больницы: Любовь Романовна Безглазова, и без меня ни один инструмент не попадет в руки наших ювелиров-хирургов.
– Сколько? – Спросила, набегу надевая маску.
– Двое. Мать с сыном. На ней две царапины, а у ребенка ушиб грудной клетки, два раза сердце заводили, пока реанимация ехала. Алексей Климентьевич говорит, что оперировать нужно немедленно.
– Беляевы? – Вдруг остановилась я, сообразив, о ком речь. Она часто закивала. Я мысленно застонала. Там и так сложный случай, ребенок почти все время на ИВЛ находился, так еще и стрессовая ситуация и ушиб. Алексей прав, оперировать нужно сейчас.
– Люб, давай быстрее. Счет на секунды. – Рыкнул светило областной медицины, на которого уже натягивали перчатки.
Быстренько вымыла руки, привычно нажала на кран локтем, позволила одеть мне перчатки и встала на свое место у стола с инструментами. Сегодня двадцать два года ровно, когда я ступила на эту скользкую дорожку под названием: «Подай зажим, принеси салфетку». В последние шесть я еще и периодически ассистировала Леше в связи с острой и хронической нехваткой медперсонала.
– Давление падает. – Анестезиолог четко контролировал ситуацию.
– Ждем критического момента, потом колем. Мне нужно ушить перегородку. – Спокойно отозвался кардиохирург и вдруг спросил. – Люб, что видишь?
– Желудочек…, если расширить сосуд, заработает сам в полную силу. – Отозвалась, подавая расширитель.
– Умница. – Пробормотал он, и принялся за дело.
Я, затаив дыхание, следила за его работой. Ювелирной. Доля миллиметра хоть в какую-то сторону, и все. Алексей протолкнул расширитель, плотно вставив его в стенки сосуда, и в несколько коротких взмахов прикрепил перегородку
– Можно колоть. – Разрешил он, выдохнув. – Люб, выживет? – Привычно спросил он.
Я вдохнула.
– Леш, я не талисман бригады. Я медсестра. – Напомнила, подавая нужные инструменты без напоминаний.
– На вопрос ответь. – Рыкнул он.
– Выживет. – Кивнула. – Свою жизнь положу, а его сердце будет биться.
Почувствовала, что в груди несильно кольнуло. Эк, я распереживалась. Однако, ребеночка было бы очень жалко, если что. У каждого врача, который находился сейчас здесь, в операционной, было свое личное кладбище. У каждого. Мы тоже не железные, и за каждого, кто ложился на этот стол, готовы были жизнь отдать. Особенно за детей. Но жизнь отдать сложно, когда уже поделать ничего нельзя. Я прекрасно помню, как выла в подушку после первого «потерянного» пациента. Помню, как совсем еще юная Верочка дрожала в углу, пытаясь сдержать рыдания… Помню, как Алексей нервно курил, после каждого такого случая. Костя, анестезиолог, пил разбавленный спирт. Молча. И сейчас мы все это переносили молча… после первого раза. Мужики никогда не плакали, не могли, наверное. Нам, бабам, в этом плане легче. Хоть выреветься можно. Но тоже уже не могли, почему-то. Смозолили слезные железы, наверное.
– Операция прошла успешно. – Проворчал Алексей и вышел из операционной.
Привычно убрала все инструменты в лоток, который уйдет на стерилизацию.
– Кость, в реанимацию его, и медсестру толковую из ваших поставь. – Попросила.
Костя, крепкий тридцатилетний парень кивнул. Оставила приборку Верочке и толкнула дверь.
– Тебя ничего не смутило во время операции? – Леша снимал стерильную накидку.
Сняла перчатки и выбросила в ведро.
– Давление падало быстрее, чем обычно, а сам пациент был слишком слаб после перенесенного стресса. – Кивнула, понимая его опасения. – Леш, он выживет. Он один у матери, она же без него изведется. Я присмотрю ночью. Ты домой?
– Нет, – покачал он головой. – Останусь сегодня с вами дежурить.
– Мамочкин снова решил подмениться? – Вскинула голову.
– Третий раз за месяц. – Поморщился он. – И он Лавочкин.
Я скривилась. Да хоть Палочкин, маменькиным сынком, которому все и всюду должны, он от этого быть не переставал. Не был бы сыном именитого профессора, давно бы его из медицины убрали. Поэтому наша бригада и брала на себя почти все операции, и ответственность за их исход тоже.
– Где мать ребенка? – Спросила, смывая перчаточный тальк с руки.
– В комнате ожидания была. – Он тяжело вздохнул. Не любило у нас светило кардиологии с родственниками разговаривать.
– Я поговорю, Леш. Иди, отдыхай. – Потрепала его за плечо. Он благодарно улыбнулся.
С Алексеем мы были знакомы с института, он учился на кардиолога, я осваивала сестринское дело. Именно он заразил меня идеей спасать людские сердца. Такие хрупкие и в то же время абсолютно совершенные. Мы с самого начала сработались с ним, и после всегда стремились работать в одной бригаде. Вот только друг за двадцать два года умудрился завести семью и двух сыновей, один из которых сейчас активно грыз гранит, завещанный Гиппократом. А вот я… У меня даже рыбок не было, потому что сдохли бы с голоду. Родители жили за городом у старшей сестры, дом которой полная чаша, а я жила в родительской квартире одна. Ну, как жила… Спала я там. Иногда. По средам и субботам.
– Кто Беляевы? – Осторожно спросила, входя в комнату ожидания.
– Я. – Тут же вскинулась худенькая девушка, которой едва ли было больше двадцати пяти. – Как он?
Я подошла к ней.
– Операция прошла успешно. – Обрадовала ее. – Но ваш сын очень слаб, поэтому будем ждать. Критический момент – эта ночь. Но, думаю, он выстоит.
У женщины задрожал подбородок, и она вдруг набросилась на меня с объятиями. Вот потому Лешка и не любил вот это все.
– Спасибо. Спасибо вам. И хирургам спасибо. Я знаю… Я знаю, что вы, Любовь Романовна, волшебница. Спасибо. Да храни вас бог. – Она разрыдалась.
У меня сердце нервно сжалось. Я подозвала медсестру из приемной и попросила накапать чего-нибудь успокоительного. Главное, самой не разреветься в такой ситуации, а то прецеденты были. В сестринскую я попала только через полчаса. Верочка уже разливала по кружкам чай.
– Люб, ты сегодня бледная какая-то. – Прокомментировала она, когда я тяжело опустилась на стул.
– С мое поживи, такая же будешь. – Я откинулась на спинку.
Я вообще по жизни странно выглядела. Белая, просто жемчужная кожа, зеленые глаза и темные волосы. Сейчас это все дополняли темные круги под глазами и возрастные морщинки. Вурдалаки из сказок удавились бы от зависти.
– Вообще-то, тебе всего сорок с копейками. Сорок один, кажется? Самый расцвет. – Подмигнула она.
Я поежилась, делая глубокий вдох. Почему-то было ощущение, что кислорода не хватает.
– Не знаю, о каком расцвете ты говоришь, а мне уже помереть хочется от всего этого. Устала я.
– Люб, а ты когда в последний раз отдыхала? – Подозрительно спросила женщина в голубом костюме.
Пожала плечами.
– Двадцать шестого, кажется. Это, если полноценно. А так, еще домой на полдня уезжала, да и здесь спала сколько-то. – Припомнила я.