Настоящая любовь

Бэлоу Мэри

Собрание длилось целый час и могло бы затянуться надолго, если бы Ребекка не положил ему конец в тот момент, когда жалобы, высказанные мистеру Фостеру из «Тайме», начали повторяться. Говорили многие. Она сама говорила – кратко рассказала о несправедливости, которую попытался исправить Юрвин, и какая его за это постигла участь.

Мистер Фостер переговорил со всеми землевладельцами, каких она помнила. Наверняка говорил и с Герейнтом. Интересно, упомянул ли Герейнт о лососевой запруде и о том, что разрушил ее вскоре после своего приезда в Тегфан? Удалось ли ему убедить мистера Фостера, что крестьяне страдают не по его вине, что

такой порядок заведен давным-давно? В ней закипела злость при мысли о том, что англичанин ведь мог и поверить этой лжи.

Хотя, конечно, Герейнт разрушил запруду. И приказал убрать все ловушки. Почему? Ей не хотелось опять задавать себе этот вопрос. Во всяком случае, с тех пор больше никаких изменений не последовало.

Правда, еще он помешал сэру Гектору Уэббу ударить Сирис и отказался задержать ее для дальнейшего допроса после того, как мистер Харли выгородил свою невесту. А кроме того, притворился, что поверил, будто признание, которое она, Марджед, сделала ему, лживо, и отпустил на все четыре стороны.

Почему он ее отпустил? Сначала она думала, что он оказал ей это благодеяние для того, чтобы беспрепятственно преследовать ее – ведь не сможет же она теперь попросить оставить ее в покое. Но прошло два дня, а он не показывался ей на глаза.

Ее раздражало, что поведение Герейнта Пендерина, графа Уиверна, совершенно необъяснимо, что к нему не подходил ни один ярлык, а ей так хотелось считать его закоренелым негодяем.

Снова заговорил Ребекка и снова поглотил все внимание Марджед. Он воздел руки к небу – явный знак того, что поведет их на новое дело. Так и оказалось: им предстояло разрушить заставу и временный домик, которые восстановили возле Пенфро, куда они ходили в самый первый раз. Мистер Фостер собирался идти вместе с ними.

Во время разрушения заставы она то и дело бросала взгляды на мистера Фостера. Разрушение – всегда большое зло. Ей хотелось знать, возмущен ли он или все-таки на него произвели впечатление слаженность и дисциплинированность их действий, вежливое обращение с новым смотрителем заставы, хотя тот ругался на чем свет стоит. Как всегда, смотрителю дали время, чтобы вынести вещи из дома и отойти на безопасное расстояние. Как всегда, они получили приказ ни словом, ни делом не обидеть его. В ответ на гневную брань сторожа никто не отреагировал даже ворчанием. Ей было интересно, отметил ли мистер Фостер, какого безоговорочного подчинения добился Ребекка, даже не повышая голоса.

Не мог же мистер Фостер ничего этого не заметить и не понять, что они вовсе не оголтелая толпа черни, которая стремится только к разрушению. Наверняка он может помочь и поможет.

Внезапно Марджед поняла, что устала от мятежей Ребекки. Она устала от опасности. Она устала от беспокойства за Ребекку. Ей хотелось покоя. Но если мятежи прекратятся, то она потеряет Ребекку. Увидит ли она когда-нибудь его снова? И если увидит, то узнает ли? Обязательно узнает, решила она. Если когда-нибудь пройдет мимо него на улице или окажется в одном доме с ним, она обязательно его узнает.

Хотя может случиться и так, что она потеряет его, когда этим ночным походам придет конец.

Но пока это время не настало. Ребекка распустил свое войско, и все разошлись в разные стороны, мистер Фостер тоже исчез. И тогда Ребекка оказался рядом с ней и, как всегда, наклонившись с седла, протянул ей руку. Она улыбнулась, дала ему руку и поставила ногу в стремя.

Она

не будет думать о том, что ждет ее впереди, решила Марджед, прижавшись к нему и закрыв глаза, когда они тронулись в путь к ее дому. Пока не будет.

Глава 25

Герейнт был полон воодушевления. Несмотря на многочисленные опасности, все вышло так, как он и предполагал. Выступая от имени графа Уиверна, он просветил Фостера и пробудил в нем сочувствие к мятежникам. Когда же он превратился в Ребекку, то его сторонники вместе с ним изложили свою позицию четко и ясно. Фостер имел возможность убедиться этой ночью, что они вовсе не жестокая истеричная толпа, настроенная лишь на бессмысленное разрушение. Возможно, он даже понял, что они воюют с несправедливой системой, угнетающей народ.

Он верил, что Фостер разберется в сути дела и опишет все в меру красноречиво, чтобы возбудить интерес и сочувствие читающей публики Лондона. Если все это произойдет достаточно быстро и если в Западный Уэльс действительно пришлют комиссию, куда войдут умные, непредвзято настроенные люди, тогда, безусловно, мятежам вскоре придет конец. Отпадет необходимость в протесте ради привлечения внимания.

Больше он не будет Ребеккой. Предводитель мятежников растает как дым, и только два-три человека будут знать, кто когда-то скрывался под этой маской. Марджед никогда не узнает. От этой мысли он невольно крепче обнял ее, а она, что-то неразборчиво пробормотав, глубже зарылась ему в плечо. Оказывается, она дремлет, подумал он с улыбкой. Какая все-таки поразительная женщина. И как он любит ее. Неужели он навсегда потеряет ее, когда Ребекка исчезнет? Существует ли вообще хоть какой-нибудь способ для Герейнта Пендерина завоевать ее любовь? Он думал, что нет.

Он снова выбрал дорогу, которая должна была привести их на вересковую пустошь выше Тегфана и Тайгуина. Направил лошадь прямо к полуразрушенной лачуге, служившей когда-то домом. Да, домом. Здесь он узнал материнскую любовь, а совсем недавно познал любовь этой женщины. Странно, что такое холодное, жалкое жилище вместило в себя так много любви. Он вспомнил о великолепном Тегфане, дышащем холодом и одиночеством.

Марджед зашевелилась, как только лошадь замерла. Герейнт спешился, помог ей спуститься на землю, привязал лошадь возле дома, где животное не заметят с дороги, и забрал с седла скатку. Марджед стояла рядом, ожидая его. Он прислонил ее к стене дома и поцеловал. Она была теплой после сна. Удивительно, подумал он, как быстро становишься зависимым от любви другого человека. Не просто физической любви, хотя он уже пылал к ней желанием, но и эмоциональной любви. Он зависел от ее любви, уважения, дружбы. Его пугало, когда он вспоминал, что все эти дары предназначались человеку, который не существовал. И все же он нуждался в этих дарах, как нуждался в воздухе и воде.

– Давай зайдем в дом, – прошептал он возле ее губ, – и устроимся поудобнее.

Теплота и расслабленность тут же исчезли. Марджед оттолкнула его и, повернувшись спиной, уставилась в темноту, за угол лачуги.

– Я должна тебе кое-что сказать, – произнесла она. Внутри у него сжалось. Она носит ребенка. О Господи, она носит ребенка. Он почувствовал и отчаяние, и радость одновременно.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Никогда не верила, что можно полюбить так сильно, как я люблю сейчас. И все же… мне кажется, я предала тебя.