Настоящая попаданка
Шрифт:
— Гиртан, я боюсь, что Слава не верна тебе. И теперь у неё есть более, чем веская причина не возвращаться. Мне жаль. Я знаю, как тебе сейчас должно быть больно и неприятно, но я посчитала, что должна тебе сказать.
Чёрт! И почему я чувствую себя так, словно оправдываюсь? Я была уверена, что поступаю правильно, но сейчас, когда слова были произнесены, со стороны показалась сама себе какой-то коварной сплетницей, которая намеренно очерняет соперницу… Соперницу? Неужели я рассказала Гиртану об измене не потому, что так правильно, а потому, что хотела, чтобы он перестал думать о Славе и обратил внимание на меня? Это было моим настоящим мотивом? Не успела я как следует ужаснуться этой
— Спасибо. Но это не было для меня новостью.
— Ты знал? — удивилась я. — Но как?
— Нет, не знал, — покачал головой Гиртан, — догадывался. Я знал, что Слава ко мне не испытывает чувств, всегда знал, еще до того, как мы поженились. И годы совместной жизни ничего не изменили в этом плане. Я всегда знал, что она уйдёт, просто не хотел об этом думать, гнал от себя эти мысли. Но в глубине души понимал.
— Ты её любишь? — прошептала я, осознавая, то если услышу «да», то…
— Думал, что люблю. А когда-то действительно любил. Но любовь — взаимное чувство, без подпитки оно сходит на нет. Нельзя всё время любить того, кто к тебе равнодушен, от этого сильно устаёшь, и на смену любви приходит привычка. Я хорошо к ней отношусь, она мать моих детей, и я бы и дальше о ней заботился и, наверное, так бы и прожил с нею всю жизнь. Если бы вы не поменялись местами. Наверное, её решение остаться в другом мире, окончательно разрушило иллюзию того, что у нас семья. Если бы я не узнал тебя, я бы, наверное, так никогда и не понял, что отношения в браке могут быть другими. Что можно быть не просто партнёрами, объединенными общим бытом и детьми, но и друзьями. Что близость между людьми бывает не только физическая, но и душевная.
Всё это Гиртан говорил, неотрывно глядя мне в глаза, словно взглядом пытался сказать куда больше, чем можно выразить словами. Я замерла под этим взглядом, не веря тому, что слышу, боясь понять его слова так, как мне того хотелось. Он не может иметь в виду то, о чём я думаю.
— Эти несколько месяцев… Я бы хотел, чтобы моя супружеская жизнь была именно такой.
То есть? Важна не я, а та идеальная семейная атмосфера, которую я создала? Так, что ли?
Тут Гиртан протянул ко мне руку, провел указательным пальцем от скулы до подбородка, очерчивая овал лица, приподнял пальцем подбородок, задержался взглядом на моих губах. Меня обдало жаром, и я затаила дыхание: поцелует? Но он просто продолжил, удерживая мой подбородок:
— Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, Влада. Осталась со мной, с нами. Но я не стану просить тебя об этом. Даже просто говорить с тобой об этом не следовало, — с этими словами он отпустил моё лицо, резко встал и отошёл к лошадям. Их надо было стреножить на ночь, чтобы не убежали.
Я же осталась у костра — сидеть, глядя ему в след и гадать, что это такое было? То ли в любви признался, то ли вежливо послал. Кто вообще так делает?
Но если он думает, что я это так оставлю, то он ошибается. Я решительно встала, подошла к нему и положила руку ему на спину — хотела сказать «на плечо», но до плеча я объективно не доставала. Гир обернулся.
— Гиртан, скажи прямо: что ты ко мне чувствуешь?
— Зачем, Влада? — вымученно выдохнул Гир, нервно проведя рукой по своим волосам, — Ты возвращаешься домой. Не мучь ни меня, ни себя. Я виноват, что начал этот разговор. Давай сделаем вид, что его не было.
И я отступила, но не сдалась. Просто я уже хорошо знаю этого мужчину, и, если он не хочет говорить на какую-то тему, то ничего из него не вытянуть. Взять хотя бы то, что он до сих пор так и не рассказал мне о своей учебе, и каждый раз съезжает с темы, стоит мне только начать об этом говорить. Что же, будем действовать по-другому.
Умом я понимала, что Гиртан прав, и что с моей стороны нечестно заставлять его признаваться в своих чувствах, если таковые есть. Я действительно планирую вернуться домой, невзирая ни на что. Совесть и так меня грызёт, что своим решением я разрушу отношения Славы и Евгения — вдруг у них на самом деле большая любовь? Вынудить Гиртана признаться, а потом оставить его — это будет верхом жестокости. Тем более, весь наш разговор, по сути, и был его завуалированным признанием. Но главные слова не прозвучали, а значит, можно делать вид и дальше, что единственное, что нас связывает — это дружба. Конечно, от себя не убежишь, и врать себе бессмысленно, но зато так я получу отсрочку и смогу сама принять решение, остаться или вернуться. Забавно, что все мы сейчас думаем, будто что-то решаем, а потом — бац, и окажется, что от наших решений ничего не зависит. Ведь никто нас со Славой не спрашивал, прежде чем телами поменять. Почему мы думаем, что в обратном случае будет по-другому?
В общем, поразмыслив, я решила больше пока не приставать к человеку, и легла спать. Ночёвка в лесу — новый для меня опыт. До этого мы, если и ночевали в лесу, то спали в телеге, а не на голой земле. А сейчас я лежала на лапнике, укрывалась пледом и пыталась уснуть, несмотря на назойливое ощущение, что по мне кто-то ползает. Но сколько я не вставала и не отряхивалась, никого так и не увидела. Хотя вокруг сновали муравьи, и теоретически, любой из них мог забраться ко мне под одеяло. Проворочавшись несколько часов, по ощущениям, я легла набок, наблюдая за профилем Гира на фоне костра, и только тогда незаметно для себя уснула. Я знала, что Гиртан будет караулить первую половину ночи, а потом разбудит Гришку, а сам ляжет. Меня в вахту мужчины включать отказались.
Пробуждение вышло на редкость приятным: тепло, птички поют, солнечный лучик ласково гладит щёку, и крепкие мужские руки обнимают меня сзади за талию… Э, что? Осторожно развернувшись в кольце рук, я увидела сопящего Гиртана. Видимо, Гришка его сменил, и он лёг спать. Но почему именно ко мне? Не мог на место Гришки лечь, что ли? Как-то Гир сам себе противоречит: то «давай не будем», то обниматься лезет. Присмотревшись, поняла, что мы накрыты Гиртановым плащом поверх моего пледика. Так вот, почему так тепло, несмотря на довольно прохладный воздух и утреннюю росу. Получается, Гир не приставал ко мне, а просто согревал? Смутно припоминаю, что ночью действительно мерзла, а потом как-то согрелась. Ну вот, даже полноценных приставаний не получила.
Стараясь не разбудить мужчину, аккуратно выскользнула из его объятий, поправила на нём плащ, и подошла к костру, где уже висел котелок, в котором то-то булькало. Принюхалась. Кажется, что-то мясное. Из кустов вынырнул Гришка с охапкой хвороста, часть которого он тут же подложил в костер.
— Что на завтрак? — с улыбкой спросила я. Первый раз, на моей памяти, в этом мире мужчина готовит.
— Каша с остатками вчерашнего окорока, — ответил Гринька, тоже улыбнувшись, — еще минут двадцать — и будет готова.
Ну, раз время еще есть, приведу себя в порядок. Аккуратно полила себе на руку из фляжки, кое-как умылась. Затем расчесала волосы и переплела косу. Пожевала местную «зубную пасту».
— Надо бы коней напоить, — задумчиво почесал голову Гришка.
Я перевела взгляд на фляжку в моих руках. Едва ли наших запасов воды хватит на то, чтобы напоить трёх лошадей.
— И где воду взять?
— Тут есть небольшой пруд, только он сильно обмелел, лошадям туда не подойти. Но можно самим спуститься, в котелок набрать, и по очереди всех напоить.