Настоящее желание
Шрифт:
– Хотя нет, - сказала крыса и махнула на них лапкой.
– Нету вас. Это все чертова финская полиграфия. Одна химия, с пол-листа крышу сносит. То ли раньше времена были, все журналы на нашей бумаги делали. Никакой тебе химии, все натуральное, ешь и радуешься... А у них, у буржуев этих, что? Ну да, обертка красивая, но внутри-то что? Есть невозможно...
Крыса вздохнула, развернулась и побрела под стол, толкая перед собой глянцевый комок и больше не замечая ни кролика, ни львенка. Словно их и не было.
***Конец декабря выдался холодным, но каждый вечер дед Егор все так же сидел
– Здравствуйте, деда Егор.
– Здравствуйте, юная леди. Ну что, не забыли загадать желание? Говорят, на Новый Год сбываются любые желания.
– Еще нет, - Оля помотала головой, улыбаясь.
– Но я не забуду. Мне только надо еще кое-что сделать перед этим.
Дед Егор прищурился, разглядывая ее, будто пытался угадать, что же это за желание, и чего ей не хватало, чтобы загадать его.
– Только не забудь. И помни, что не всякое желание сбывается. Только настоящее.
Оля кивнула, потом сняла рукавицу, чтобы расстегнуть молнию на боку куртки, и достала маленькую прихватку, которую шила на уроках труда.
На Девятое Мая к деду Егору приезжали дорогие иномарки с черными номерами (Оля сначала думала, что это что-то плохое, но потом бабушка объяснила ей, что это просто военные номера, они все черные), в них приезжало много важных военных, с большими звездами на погонами и орлами на фуражках. Но потом они все уезжали, и до следующего Девятого Мая дед Егор жил совсем один. И готовил он сам, наверно.
– С Новым Годом, - Оля протянула ему прихватку.
И прикусила губу. Она очень старалась, когда делала прихватку, и прихватка ей самой очень нравилась. И все-таки прихватка - это не настоящий подарок, тем более для мужчины. Но купить настоящий подарок ей было не на что. Хороший подарок стоил гораздо больше того, что она скопила за весь декабрь, откладывая деньги, которые бабушка давала ей на завтраки.
Дед Егор вытащил изо рта мундштук с тлеющей сигаретой, взял прихватку в свои иссеченные мелкими морщинками и желтые от табака пальцы и стал очень внимательно рассматривать. Синюю подкладку, в которую был зашит кусок байки - он даже потер ее пальцами, словно хотел убедиться, что внутри в самом деле есть байка, - на голубую кайму по краю, на петельку, чтобы прихватку можно было вешать. На белого коня, которого Оля пришила в центре прихватки. Это был не совсем конь, если уж честно, - а какое-то сказочное животное, потому что на лбу у коня, чуть ниже ушей, был тонкий рог. Он смотрел в небо, как маленькая копия той ракеты, что перед входом в ВДНХ. В альбоме с выкройками были и другие рисунки, но Оля выбрала именно этот. Почему-то именно этот конь с рогом напомнил ей деда Егора.
И вот сейчас она вдруг подумала, что надо было выбрать что-то другое. Ну в самом деле. Мало того, что прихватка, которую полагается дарить только женщинам, так еще и конь какой-то сказочный. Совсем не подарок для мужчины... Ей стало ужасно стыдно. Оля закусила губу, чтобы не заплакать.
Дед Егор провел желтоватым пальцем по морде коня, прищурился...
И улыбнулся.
– Спасибо, юная леди, порадовали старого ракетчика. А у меня для вас тоже кое-что есть. Подождите-ка, куда же я его, старый пень, сунул...
Дед Егор сдвинул брови, положил прихватку на стол, привстал с лавки, засунул левую руку в карман пальто. Ничего не нашел, переложил мундштук с сигаретой из правой руки в левую и полез в другой карман.
– Ага, тут он. Держите, маленькая принцесса.
На его ладони лежал маленький перстень - может быть, даже серебряный. Только в широкой оправе был не камень и не стеклянная подделка, блестящая, но холодная - а кусочек янтаря, желтый и теплый, в котором застыло маленькое крылышко мотылька...
Всю дорогу до магазина она шла, как во сне. Она смотрела на этот чудный перстень, на это крылышко, похожее на крошечную дверцу куда-то, и ей казалось, что вокруг нее - прямо из-под черноватого от выхлопов машин снега, чуть поблескивающего под оранжевыми фонарями, - просвечивает другой цвет. Тоже оранжевый - но живой, как вечерняя заря. И поляна, полная травы, смеха и лимонного ветерка. И ластящийся щенок - только почему-то он был очень большой и необычного цвета, золотистый почти как огонек свечи...
– Детка, мы уже закрываемся, - сказал усатый мужчина в синем халате, куривший у входа в магазин.
Оля захлопала глазами. Она словно вынырнула в другом мире - уже у двери книжного магазина.
Только магазин еще не должен был закрываться. Она же помнит, когда он закрывается! И у нее должно было оставаться в запасе минут десять. Или она слишком медленно шла? Так засмотрелась на перстень, что не заметила, как пролетела четверть часа?
– Я быстро, мне только до второго этажа, я...
– Закрыва-аемся, - повторил мужчина.
Оля узнала его. Один из тех, кто обычно стоял за стойкой, куда сдавали сумки при входе.
– Но мне очень надо... Очень-очень...
Мужчина не спеша затянулся, выдохнул синеватый клуб дыма, как какое-то огнедышащее чудовище. Еще раз глянул на Олю. Нахмурился, будто пытался угадать какое-то слово в кроссворде, но никак не мог. И вдруг улыбнулся, словно вспомнил что-то хорошее.
– А, это ты... Давай, только быстро.
– Спасибо!
– почти крикнула Оля.
– С Новым Годом вас!
Она прошмыгнула в дверь и побежала к пластиковым бортикам перед входом в зал, в которых встроены магниты, чтобы посетители не утащили чего. Сейчас магазин был почти пуст. Последние покупатели выстроились в очередь за единственной стойкой - остальные продавщицы уже ушли.
Продавщица заметила ее, хотела что-то сказать - но Оля уже свернула направо и побежала по лестнице на второй этаж.
Пуговица наушника в ухе замолчала. Кончилась песня, где пел очень красивый женский голос - пел так, как поют в опере, и ничего нельзя было разобрать, но все равно очень красиво. Но еще лучше было то, что сразу за этой песней шла ее любимая (внутри себя она уже слышала свирель, еще до того, как та зазвучала в ушах - она давно уже выучила обе свои кассеты наизусть, и словно чувствовала их где-то внутри себя). Оля остановилась. На одну секундочку, только чтобы сделать чуть погромче, потому что песня была очень тихая. И еще потому, что эта песня ей ужас как нравилась.