Настоящий американец - 2
Шрифт:
– У меня не забалуешь, – ирландец кровожадно ухмыльнулся, оголив крепкие зубы. – Мои маленькие друзья всегда со мной. – Он достал из-под барной стойки бейсбольную биту, а чуть помедлив, и дробовик.
– Отлично, – оценил я его вооружение. Вкупе с его грозным видом и кулаками размером с детскую голову этого было вполне достаточно чтобы остужать горячие головы, перебравшие со спиртным. – Налей-ка мне виски, Майк.
Бармен с той же грациозностью, с которой до этого вертел в руке громоздкую биту, управился с бутылкой и поставил передо мной шот виски с ближайшей вискокурни.
– А теперь представьте всё тот же маленький Хуан, тот самый который вырастил того бычка и отдал его на заклание, вырос. – Продолжал смешить народ Ленни Брюс. Я уселся на освободившийся стул у барной стоки и развернулся вполоборота к сцене. – И вырос хорошим мальчиком. Его мама, учительница воскресной школы, о них мы еще поговорим, привила ему правильные понятие о том, на чём стоит наша страна. И вот Хуан собирается в школу. Тетради, учебники, он вчера за пять центов купил себе новенький пенал. Ну всё, можно выходить, школьный автобус ждет. И вот Хуан уже в школе. До начала уроков 10 минут и он идёт на спортивную площадку, где его ждут друзья. Он смотрит на них и говорит. Таким очень проникновенным голосом.
– Парни, у меня было видение. Вот посмотрите на друг на друга. Кто мы? Англосаксы, ирландцы, итальянцы, евреи, цветные. Правильно? Да, но главное, мы с вами Американцы! Мы будущая опора нашей великой нации. И мы должны быть вместе! Голос одного – это голос никого. Поэтому, нам нужно отбросить прежние распри, вспомнить о том, чему учил нас Иисус и Моисей. Быть вместе, быть заодно.
Тут Ленни сделал паузу.
– И вместе пойти бить греков! – закончил он и зал взорвался овациями.
– Женат ли я? – дождавшись, когда все успокоятся, Ленни Брюс продолжил. – Да женат. И знаете что? Я как и все хочу видеть в своей жене сочетание учительницы воскресной школы и проститутки за 500 долларов за ночь! К счастью для меня последняя побеждает чаще.
И эту фраза пришлась народу по душе, только в дальнем от меня углу за столиком нашлась пара недовольных, выразив свое отношение к шутке свистом.
Брюс же тем временем продолжал:
– Женщины всегда упрекают мужчин, что их интересуют только сиськи и бутылка, но забывают, что они сами, сначала дают своим новорожденным сыновьям грудь, а потом начинают приучать их к бутылочке!
И снова зал взорвался хохотом, а один из тех, кто раннее освистывал комика громко прокричал:
– Проваливай отсюда, еврей! Надоело тебя слушать!
– А кого ты хочешь услышать, находясь в Нью-Йорке? – делано удивился Ленни со сцены. – Да в этом штате в кого не плюнь – тот еврей! Даже если тебя зовут Боб и ты с детства ходил в католическую церковь, учился в воскресной школе и поешь в церковном хоре – ты все равно еврей!
Не знаю, что тут смешного, но и эти слова были встречены публикой с восторгом.
Поняв, что все под контролем и Ленни справляется, я, закончив с виски, зашёл в служебные помещения бара, а оттуда уже на пивоварню.
Изначально в планах было посмотреть отчеты, да сказать парням из ночной смены, чтобы они достали пиво из моей машины для завтрашней дегустации. Но к своему удивлению, в столь поздний час я застал на заводе практически всё руководство, включая мистера Осборна, закупщика Курта и Мишеля Дюбуа, моего канадского микробиолога.
Повод для их сбора послужила авария, которая произошла еще утром в варочном цехе, и мои люди целый день ее устраняли. Но сейчас уже все было в порядке, не считая поменявшей расцветку когда-то ослепительно-белой стены. Теперь ее украшал причудливый узор жёлтого с зелёным цветов, по всей видимости, пиво било в нее струей.
– Если сфотографировать эту стенку и фотографию повесить в рамку, то получится отличный образец современного искусства, – озвучил я посетившую меня мысль.
– Эээ, – среагировало трио из руководства, дружно уставившись на раскрашенную хмелем стену.
– Ты это серьезно, Фрэнк? – озвучил общее недоумение Осборн.
– Почему нет? Современное искусство – это же то, что нас окружает. Это могут быть и следы потеков какой-нибудь жижи, и взорвавшиеся от давления или полетевшей прокладки в насосе стальные танки – все это можно оформить в рамочку и сделать экспонатом музея.
Ответом мне было озадаченное молчание и заполняющиеся ужасом глаза руководства.
– Фрэнк, это не смешно! – вспылил Осборн. – Мы соблюдаем все меры предосторожности и внедренные тобой стандарты качества, и у нас ничего взорваться не может!
– Извини, занесло не туда, – покаялся я перед этими далекими от современного искусства людьми. – Ладно, давайте лучше пиво дегустировать, я специально его вам из Европы привез, – мои последние слова словно послужили сигналом для рабочих, они как раз начали заносить в лабораторию ящики с пивом.
Мишель организовал остальное: шестиунцевые бокалы и обязательные кувшины с водой. Пробовать нам предстояло несколько сортов и после каждого надо было освежать вкусовые рецепторы, чтобы предыдущий вкус не искажал восприятие следующего.
Начали мы с Кельша. Этот германский сорт хоть и был разновидностью светлого пива, но в отличии от Coors или нашего Sunshine, который, к слову, разлетался во всех окрестных магазинах как горячие пирожки на вокзале, это не лагер (пиво низового брожения), а эль (пиво верхового брожения). Поэтому кельш отличался большей глубиной вкуса и был с приятной горчинкой, которая всем понравилась.
Затем пришёл черед Ламбика. Я специально купил в Лихтенштейне выдержанную, десятилетнюю разновидность этого бельгийского пива и рассчитывал, что оно произведёт впечатление на моих людей. Так и вышло.
– О, Ламбик! – воскликнул мистер Осборн, едва попробовав. – И очень хороший! – допив бокал, он предался воспоминаниям. – Давненько я не пил это пиво. Последний раз это было в Бельгии, когда мы с генералом Паттоном как следует надрали задницы бошам.
Услышав его самодовольное заявление, я еле сдержал усмешку. «Мы с генералом Паттоном» из того же ряда, что и «галантерейщик и кардинал – это сила». Масштабирование своих личных заслуг – отличительная национальная американская черта.