Наступление бури
Шрифт:
— Мой друг напомнил мне, что мы должны поспеть на самолет в Майами, — промолвил Дельгадо. — А дороги никудышные, так что я и вправду не могу терять тут с тобой время. Спрашиваю коротко: есть у тебя мой товар, да или нет?
Я выдержала его взгляд.
— Нет.
— А есть что-нибудь другое, способное меня заинтересовать?
— Нет.
— Очень плохо.
Он пожал плечами, убрал пушку в карман и бросил своим головорезам:
— Наружу их. Что делать, вы знаете.
Эти ребята мешкать не стали: как только он отступил в сторону, просто подхватили меня под локти и, словно тряпичную куклу,
— Постойте! — заорала я, но совершенно напрасно, потому что эти двое уже вытащили меня наружу, и как бы я ни голосила, все звуки, один черт, тонули в пронзительном вое свирепствовавшего на побережье шторма.
До сих пор мы еще не вкусили всех прелестей этой бури: снаружи творилось нечто неописуемое. С огромным трудом преодолевая напор ветра, двое громил подтащили меня к одной из огромных пальм, которые ураган тряс и раскачивал, словно резиновые игрушки, и швырнули спиной к шершавому стволу. Глаза заливала вода, но мельком я увидела, что Сару тащат сюда же: ее притиснули к дереву рядом со мной, и наши пальцы неожиданно переплелись.
Один из бандитов вытащил из кармана куртки рулон клейкой ленты и принялся обматывать ее вокруг меня, Сары и древесного ствола. Тугая, липкая лента спеленала меня по рукам и ногам, а заодно по груди и шее. То же самое было проделано и с Сарой: нас намертво примотали к стволу, чтобы оставить на растерзание буре. У меня не было никакой точки опоры, чтобы попытаться высвободиться, а уж Сара, в своем все еще одурманенном состоянии, тем паче ничего не могла предпринять.
Сделав свое дело, громила ухмыльнулся, сморщив свои тату, и вместе с приятелями направился, пригибаясь на ветру, к своему боссу Дельгадо, уже сидевшему в черном «Хаммере». Который, при отсутствии танка «Шерман», был, пожалуй, наилучшим решением для такой погоды.
Когда джип отъехал, Дельгадо даже не оглянулся на нас: сидел, тыкал пальцем в кнопки сотового телефона. Мы для него уже остались в прошлом.
Я не могла набрать воздуху. Ветер обрушивался на нас все более яростными порывами, угрожая в скором будущем переломать кости. Дождь нещадно хлестал по открытым участкам кожи, порождая такое ощущение, будто ее сдирают или проглаживают раскаленным утюгом: то была пытка водой в ускоренном варианте.
Взвыв от ярости, я попыталась дотянуться до силы и даже ощутила слабый отклик, однако слишком слабый не только для того, чтобы противостоять буйству стихии, но и чтобы разорвать клейкую ленту. Которая вдобавок оказалась водоустойчивой. Конечно, со временем она все равно должна была размокнуть, однако громилы свое дело знали, и я пока не могла обнаружить слабых точек, куда можно было бы приложить усилия, пытаясь освободиться.
Сквозь вой ветра снова и снова слышался звон бьющихся стекол. Пытаясь набрать воздуха, я ощущала во рту привкус соли и крови, а глаза пришлось закрыть из-за свирепо молотившего ливня. Сара кричала: я слышала ее голос в коротких промежутках между шквальными порывами. Дельгадо не стал тратить на нас пули, придумав куда более изощренную казнь. Если повезет, мы лишимся чувств от боли еще до того, как летающие обломки начнут разрывать нас по кусочку на части или поднятый ветром песок станет, слой за слоем, сдирать с нас кожу. Или же нас просто удушит все возрастающее давление ветра, ибо мы даже шевельнуться не могли, чтобы ослабить его. Так или иначе мы были уже мертвы, только сам процесс грозил растянуться на долгое время.
Ухитрившись каким-то чудом набрать достаточно воздуха, я в отчаянии выкрикнула:
— Дэвид!
Он должен был явиться. Он ведь говорил, что придет, если я буду нуждаться в нем, а сейчас, господи, я нуждалась в нем больше, чем когда-либо…
Он не явился. Не явился никто.
Что-то острое полоснуло меня по щеке, может быть, металлический обломок, а может, и просто пальмовый лист. Брызнула кровь, и я увидела, как ее подхватил ветер.
Я не была готова к смерти. И уж подавно не хотела умирать вот так. Только не так. Мне уже не раз приходилось смотреть в глаза смерти, и это всегда было ужасно, но чтобы так…
— Пожалуйста! — взмолилась я.
Впереди появилась смутно различимая сквозь завесу дождя фигура: человек спускался с крыльца, подавшись навстречу ветру и держась за вибрирующие металлические перила. Он повернулся ко мне, и я узнала Имона, измочаленного ветром, насквозь промокшего. Шторм напрочь содрал с него весь напускной лоск, обнажив пугающую изначальную суть. Нырнув вперед, он ухватился длинными, окровавленными пальцами за отрезок ленты, обвивавший мою талию. На секунду я застыла, не в силах проронить ни слова. Он выглядел безумным. Безумным и странно возбужденным.
— Проси! — Нас разделяло всего шесть дюймов, но ветер даже на таком расстоянии почти заглушил его слова. Он дернул за ленту. — Проси!
— Пожалуйста! — прокричала я. — Пожалуйста…
Он ухмыльнулся, показывая зубы, полез в карман и, вытащив пружинный нож, привычным движением руки выкинул лезвие. Шестидюймовая отточенная полоска стали блеснула в тусклом свете.
— «Пожалуйста» что? — спросил он, приставив острие к выемке у моей ключицы. — Отчетливее, красавица. Говори!
— Пожалуйста, спаси мою сестру!
Он застыл, моргнул и медленно убрал нож.
— Спаси мою сестру, ублюдок. Ты обязан мне этим.
Имон Дрейк, ублюдок с большой буквы, отступил назад, полоснул по ленте, оторвал Сару от дерева, запахнул обратно ее трепавшийся на ветру халат, завязал пояс и обхватил обеими руками, укрывая от дождя.
И в этот момент я отчетливо осознала, что она не является для него только средством достижения цели. И, возможно, никогда им не была.
Он продолжал смотреть на меня со странным блеском в глазах.
— Умоляй! — выкрикнул Имон. Я едва расслышала его голос. От очередного порыва ветра он пошатнулся и, чтобы устоять, уперся сжимавшей нож рукой в ствол дерева над моей головой. Подавшись ко мне.
— Пошел ты!.. — крикнула я.
Он ухмыльнулся, отклонился назад и выбросил руку с ножом вперед. Задыхаясь, я отдернула голову в сторону и ощутила натяжение ленты, которую лезвие рассекло не больше, чем в четверти дюйма от моей шеи. А потом холодный поцелуй стали: острие ножа заодно проткнуло кожу моего плеча. Имон особо не осторожничал. Последовало несколько быстрых, небрежных надрезов — я ощутила острые вспышки боли.