Насты
Шрифт:
Я ответил с облегчением, но и с непонятной досадой:
– Прекрасно.
Глава 11
Власти наконец-то нанесли ответный удар: в новостях прошло сообщение, что на Пушкинской площади митингующие не пропустили пожарные машины, те ехали по вызову насчет возгорания здания. Сгорело почти дотла, убыток нанесен в размере сорока миллионов рублей, возмещение их возложили на организаторов митинга, а это, как мы все понимаем, возьмет на себя «гуманитарный фонд поддержки
Такие же проблемы и у Мосгаза, их аварийные бригады сумели к месту аварии пробиться только через два часа, хотя могли бы за десять минут. Дополнительные расходы возложили на митингующих, и снова всем понятно, что штрафы и убытки оплатит госдеп.
Мосводоканал тоже куда-то спешно послал свои бригады, но так как и они не смогли или не восхотели пробиваться через толпу, то это нанесло водникам убыток в размере полутора миллионов рублей, что госдепу оплатить проще, чем шевельнуть пальцем.
По этому поводу в мэрии состоялось специальное заседание по вопросу: запретить ли подобные митинги, ибо они могут спровоцировать очень серьезные аварии с человеческими жертвами, взрывами газа и пожарами, либо просто повысить штрафы на порядок и тем самым латать дыры в городском бюджете.
Депутат Ивакин прямо заявил, что за организацию этих акций пусть госдеп платит не только митингующим, но и тем, кто убирает за ними и кто охраняет мирных жителей от этих разбушевавшихся хулиганов.
Я быстро пролистал новостную ленту, пропуская призывы посмотреть, что на этот раз и как именно засветила Аня Межелайтис, вбил в поиск «Православие» и быстро просмотрел ссылки с первой страницы.
Дудиков прав, я сам ненавижу нашу церковь за то, что пытается распоряжаться мною с момента моего рождения, записывая в свое гребаное православие, совсем не интересуясь, хочу ли я этого.
А потом, когда мы уже взрослые и на церковь вообще не обращаем внимания, все равно проходим по спискам православных, и толстые свиноподобные попы всякий раз ставят против моего имени галочку, получая за это лишний рубль, и таких «православных» у нас набирается сто миллионов.
У меня есть гордость, и если меня насильно поведут даже в рай, я буду вырываться! Мне лучше в ад, но чтоб по своему выбору, а не по прихоти гребаного пьяного попа, что и читает по складам, а берется что-то решать за меня, кто ему, кагэбэшной суке, такое позволил?
Готовились и тщательно планировали долго, репетировали, как двое-трое из нашей группы проберутся во время церковной службы в храм Спасителя и насрут прямо на амвоне.
Я долго вчитывался в окончательный вариант, просматривал пути отхода с секундомером в руке, ребята тоже азартно следили за стрелкой.
– Рискнем, – сказал я наконец, – только вот Грекор и Василек… не пойдут.
Грекор вскинулся с обиженным видом, но я видел в его глазах и облегчение.
– Это почему?
– Для тебя слишком большой риск, – сказал я. – Как и для Василька.
– Тогда Зяма?
Я покачал головой:
– Он тоже отпадает.
Валентин спросил с недоверием:
– Сам пойдешь?
– Нет, – ответил я, – самцы будут только следить из толпы и снимать на видео. Ты сам не забудь свою профи-камеру. А пойдут, как изначально и планировалось, Люська и Марина.
Данил рыцарственно встопорщился.
– Че? Женщины?
– Да, – отрезал я твердо. – К женщинам всегда все мягче. Их даже не побьют, а вас отмудохают по полной. И потом, если их заметут, что скорее всего, то отпустят.
Зяма переспросил с сомнением:
– Отпустят ли?..
– С большей вероятностью, – объяснил я, – чем любого из нас. Нас упекут сразу и без разговоров. А в ментовке еще и почки отобьют. Зато за несчастных девушек, выразивших свой протест в такой наивно-детской форме, тут же вступится вся русская интеллигенция, сразу ощутив родственные души. И такое начнется!
Зяма покрутил головой, сказал с сомнением:
– Ну ты и Талейран…
– Главное, – сказал я твердо, – победа. Победителей не судят! И вообще историю пишут победившие.
Данил подумал, сказал твердо:
– Будем готовиться. Бугор прав, хотя, конечно, он и гад. Я бы женщин ни за что не подставил, но потому я и не бугор, а его хоть сейчас в Кремль!.. Мы с Грекором организуем группу, что прикроет их от оголтелых православных бабок…
– Главное, – сказал Зяма, – встать цепочкой, взявшись крепко за руки, чтобы позволить Люське и Маринке выскочить.
– А зайти на амвон?
Он отмахнулся.
– Если все сделать быстро, эти заторможенные верующие и рты открыть не успеют. Они ж придурки, соображают медленно!.. Забраться и насрать – это полдела. Уйти труднее…
– Главное, – сказал Зяма с энтузиазмом, – насрать. Надо, чтобы у девочек было все готово в кишечниках.
– Я могу принести слабительное, – предложил Зяма. – У нас их есть!
Люська помотала головой:
– Ненавижу. У меня и так все хорошо работает.
– Знаешь, – сказал Зяма с восторгом, – мне хоть и понравилось, как ты в прошлый раз срала, красиво так, колечками, моя душа эстета ликовала, но сейчас нужно, напротив, безобразное.
Люська обидчиво поджала губы:
– Зачем?
– Твои колечки, – сказал Зяма, – выглядят как вкусные колбаски на витрине Елисеевского. Кто не знает, что это, мог бы и схавать! Серьезно. Но нам в данном историческом моменте, как сказал великий Ленин, лучше всего, если там по амвону растечется желтое и вонючее, что не собрать вот так сразу ни тряпочками, ни поповскими рясами. И чтоб протекло во все щели!
Грекор загоготал:
– Это чтоб воняло с месяц!
Люська поморщилась:
– Ну ладно… если только ради дела. А так я слабительное никогда в жизни…