Наталья Гундарева
Шрифт:
Наталье Гундаревой досталась роль княгини Татьяны Львовны Шадурской, прозванной «мраморной Дианой». Шестнадцать лет жизни этой женщины, полные разочарований, попыток спасти свою душу от холода и корысти, но и ее лицемерия, и предательства, проходят перед нами. От прелестной молодой светской дамы, счастливой в кругу своей семьи, до разоренной, потерявшей смысл жизни женщины, решившейся принять яд, – вот путь, по которому Наталья Гундарева проводит нас, постепенно погружая в самые потаенные глубины души своей героини. «Если, например, Шадурская влюбляется, она становится другой, – говорила актриса. – Или если ее сын совершает какой-то чудовищный поступок (почти убил Бероеву), то душа Шадурской начинает страдать, и это меняет человека.
Был и еще один очень существенный для Гундаревой момент в работе над «Петербургскими тайнами»: «В нашем сериале, что очень важно, звучала хорошая русская речь, а это на телевидении теперь бывает очень редко. И этим тоже мне дорог наш сериал».
Полагаю, важным было для Гундаревой и то, что она снималась в «Петербургских тайнах» вместе с мужем. Их дуэт (Михаил Филиппов играл управляющего Морденко, с которым княгиня изменила мужу) не только демонстрировал партнерство двух сильных и ярких актерских индивидуальностей, но и своеобразно иллюстрировал тезис Натальи Гундаревой: «Русская актерская школа мастерства предполагает углубление в характер человека и изменение этого характера в зависимости от обстоятельств, в которые этот человек попадает». На протяжении сериала мы смогли увидеть и оценить в полной мере это качество школы у многих исполнителей, но у Гундаревой и Филиппова – в первую очередь...
Уже после того, как сериал был снят полностью, Гундарева признавалась: «Если вспомнить все, что я делала в кино за последние примерно пять лет после „Собачьего пира“, – я могу говорить серьезно только об одной работе. Я знаю, что эта работа все равно вызовет массу толков, осуждений – фильм еще не начали смотреть, а уже звучат в прессе кислые слова, – я говорю о „Петербургских тайнах“.
Да, действительно, может быть, сорок серий многовато; может быть, возникнут негативные ощущения от этой работы, но для меня за прошедшие пять лет ничего серьезнее «Петербургских тайн» в кино не было. Как во всякой многосерийной ленте, здесь есть условность, но даже крупицы Крестовского, что попадают в сериал, дают основательность мысли. Я готова играть какую угодно роль – и положительную, и отрицательную, потому что, приходя на площадку, я чувствую: здесь нужны мои силы!..»
Как и всегда, Леонид Пчелкин сделал точную ставку: Гундаревой была необходима эта роль, чтобы вложить в нее все скопившиеся силы, а режиссеру необходима была именно эта и только эта актриса.
Говоря о серьезности «Петербургских тайн», Наталья Гундарева ничуть не лукавила. Кому-то, конечно, этот авантюрный кинороман может показаться просто занимательным телевизионным зрелищем – не более того. Но для актрисы, как и, полагаю, для большинства занятых в сериале актеров, очень важно было то, что Леонид Пчелкин со товарищи возвращал в это трудное время в нашу телевизионную реальность какие-то забытые, утраченные ценности: интерес к пропущенной литературе, звучный и сочный русский язык, психологическую наполненность характеров и перипетий, занимательность подлинно детективной интриги...
Очень трудно было после такой напряженной и насыщенной работы перестроиться на что-то иное. Ведь невольно возникала иллюзия возвращения серьезного кино.
Но это была очередная иллюзия в цепочке многочисленных иллюзий того времени.
Наталья Гундарева категорически отказывалась от съемок в рекламе, дающих неплохой заработок, от антрепризных спектаклей, в которые ее приглашали настойчиво и часто. Как и все, она нуждалась в деньгах, тревожилась о будущем, но откровенно «продаваться» не торопилась, надеясь на то, что другие времена все-таки наступят. Кроме того, проработав значительную часть жизни в театре с одним режиссером, она совсем не стремилась репетировать с другими, чей «алфавит» мог оказаться не только не своим, но попросту чужим и чуждым.
И все-таки в какой-то момент она решилась на эксперимент
Риск не оправдался. Спектакль довольно вяло прошел в Москве, много ездил по российской провинции, странам СНГ и Балтии, но ни в чем не принес удовлетворения своим звездным исполнителям – разве что только помог решить какие-то материальные проблемы. Да и то – весьма относительно.
Впрочем, для Натальи Гундаревой, любящей время от времени цитировать своих героинь в различных жизненных ситуациях, спектакль «Какая идиотская жизнь» оставил на память свой подарок-цитату: «Но я хохочу! И покупаю себе цветы!» – в сущности, очень точная и верная фраза-ответ времени всеобщей растерянности, смены ориентиров, необходимости вписываться в новую реальность. И очень в характере Натальи Гундаревой была эта броская, веселая (как бы ни было грустно!) фраза...
Спектакль «Какая идиотская жизнь» оказался первым, но не единственным антрепризным спектаклем Натальи Гундаревой. Их было еще два в середине – конце 1990-х годов: «Игрушечный рай», в котором она вновь играла с Сергеем Шакуровым, и, скорее, «полуантрепризный» – «Поза эмигранта». Этот спектакль был поставлен в Израиле, и для участия в нем приглашались Наталья Гундарева, Евгения Симонова и Игорь Костолевский – они должны были подготовить свои роли в Москве и сыграть спектакль с местной труппой.
Вспоминает Игорь Костолевский: «...Я помню, как в очередной раз мы с Наташей прилетели и она почувствовала себя нехорошо. А перед выходом на сцену ей просто физически стало плохо. Нужно было вызывать скорую помощь, поскольку она лежала в фойе, а уж о том, чтобы играть, казалось, не могло быть и речи. Но в последний момент, когда уже решили отменять спектакль, притом что зал был полон, Наташа вдруг поднялась и сказала: „Нет, я буду играть“. Это было ужасное зрелище – я видел, что ей действительно очень плохо. И врачи настаивали на том, чтобы забрать ее в больницу. Но Наташа поднялась и вышла на сцену.
Когда она появилась в своем эпизоде, я вообще прекратил играть, потому что просто не мог представить себе ничего подобного. И, по-моему, все, кто был тогда рядом, тоже не могли поверить в то, что подобное возможно – такое невероятное преображение, такое перевоплощение! Казалось, все, что она делала, – уже делала не Наташа Гундарева, а кто-то помимо нее. Это была какая-то нечеловеческая воля. К тому же роль комедийная, острая, требующая особой пластичности. Она играла некую смешную тетку из России, приехавшую в Израиль, и делала это настолько феерически, что зал просто ревел! Причем помимо текста в паузах были сплошная импровизация, какой-то совершенно непредсказуемый фейерверк! И все эти пять – десять минут, которые шел ее эпизод, в зале творилось что-то невообразимое! Я никогда не видел ничего подобного даже в Театре имени Вл. Маяковского, хотя в Москве ее просто обожали.
А тут Наташа выплеснула столько в течение нескольких минут! Но, когда мы ушли за кулисы, она буквально рухнула. При этом настояла, чтобы ее отвезли не в больницу, а в гостиницу, и еще просила меня не звонить Мише, не говорить, что ей плохо, чтобы не волновать его. Мы ее привезли в гостиницу и всю ночь постоянно заглядывали к ней в номер, чтобы проверить, как она.
А потом на следующий день, когда Наташа пришла в себя, мы пошли гулять. Это был январь, мы шли вдоль берега, разговаривали. И вдруг она говорит: «Смотри, какое солнце, давай позагораем». Мы сели загорать. И на спектакль пришли красные, Наташа была совсем какая-то бурая, но совершенно счастливая. У нее все прошло, и она снова играла спектакль».