Натюрморт с серебряной вазой
Шрифт:
Он замолчал, что-то обдумывая.
– Ну да, может, – подтвердил разомлевший от жары Стас.
– Когда судно терпит крушение, оно же не сразу тонет… его шторм кидает из стороны в сторону. Содержимое трюма и ящиков оказывается разбросанным порой на приличное расстояние.
Стас покосился на дремлющую блондинку и понизил голос:
– Нам-то какое дело? Хозяин башляет, мы трудимся. Сочетаем приятное с полезным. Погружаемся, да еще и денежки получаем за это. Плохо ли?
– Хорошо… – лениво отозвался Антон.
– Ты как будто недоволен?
– Если
– Там погранцы бдят.
– С ними можно договориться. Мой приятель погружался с группой украинских дайверов, видел на дне «Мессершмитт»: немецкий истребитель с отломанным носом. Даже пару крупнокалиберных патронов подобрал возле него.
– От авиационного пулемета? – оживился Стас.
– Угу. А про золото я ничего не слышал.
– Да хрен с ним, с золотом. Я бы на «Мессер» поглядел! Кабина уцелела?
– Говорят, да. Но без летчика. Видимо, ему удалось спастись.
– Или рыбы съели, – усмехнулся Стас.
– Далось им это золото! – с сердцем произнес Антон.
– Кому это «им»?
– Ордынцеву и его девахе…
– Тихо ты! – поднес палец к губам Стас и перешел на шепот: – Руслана – барышня злопамятная. Если кого невзлюбит – прости прощай.
– Плевать!
– Драная кошка, – шепнул Стас. – Что Ордынцев в ней нашел? У него, между прочим, жена есть.
– И где она?
– Дома… в Москве. Он ей наверняка наплел с три короба… про деловую командировку. А сам милуется тут с Русланой.
Блондинка в кресле не пошевелилась. Она не могла слышать, о чем шепчутся дайверы, – плеск моря и крики слетевшихся чаек заглушили бы и более громкий разговор. Однако Стас предпочел не рисковать. Зачем ему портить отношения с Ордынцевым?
– Зато Смолякова – знаменитость, – возразил Антон.
– Да ладно… Ведет на ТВ дурацкое шоу, а Ордынцев от нее без ума.
Антон считал зазорным обсуждать женщин и деликатно повернул разговор в деловое русло, показав на акваланги, ласты и гидрокостюмы:
– Ну что, готово? Время идет. Погружаться надо до полудня, пока видимость хорошая. Потом уже не то.
Стас мечтательно произнес:
– Я ночной дайв люблю! Плывешь вдоль рифа, светишь фонарем… а из темноты смотрит кто-то. Ты на нее, она на тебя…
– Морская дева, что ли? Русалка?
– Сам ты русалка. Рыба! Здесь гротов полно, пещер подводных и живности…
Глава 3
Лавров ворочался в постели до рассвета. Сна ни в одном глазу. Обгоревшие плечи и шея саднили, из головы не шли слова Глории о слепом мальчишке. Откуда она узнала? Придумала на ходу? Впрочем, он уже не раз убеждался в ее правоте. Глория зря не скажет. У нее – дар!
Лермонтов… «Журнал Печорина». Лавров напрягся, припоминая школьную программу. Читал или не читал? Скорее всего, пробежал глазами – наспех, торопясь
В комнате гудел кондиционер, пахло чужим жилищем. Каждый дом имеет свой запах и свои звуки. За окном глухо шумело море.
Когда стало нетерпеж лежать, прислушиваясь к ночным шорохам, Лавров поднялся и босиком отправился в кухню. Там он оставил «Пантенол», которым лечил обожженную солнцем кожу. Побрызгал на больные места белой пеной, осторожно растер пальцами и подождал, пока впитается. Жжение утихло.
В кухне кондиционера не было, и Лавров распахнул оконные створки, впуская шепот прибоя и шелест сада. В траве пели цикады. Сладкий южный воздух щекотал ноздри.
Лавров дышал, думая о Глории. Она так и не подпустит его к себе? Будет держать на коротком поводке, дразнить… измучает, а потом обвинит в нерешительности. Мол, сам виноват. Не умеет пользоваться моментом. А как пользоваться, если хозяйка положения – она, а не он?
Лавров сжал зубы до боли, до скрипа.
Над морем стояла большая красная луна. В Москве ему такой луны видеть не приходилось. Звезды померкли рядом с ней, потерялись. Этот красноватый лунный свет растравлял сердце, смущал душу.
Вдруг во дворе захрустел гравий, у забора мелькнул чей-то силуэт. Роман напрягся. Он легко, бесшумно перемахнул через подоконник и попал в объятия теплой июльской ночи. Огляделся. Никого…
Лавров замер, отступив в тень раскидистой смоковницы. Так прошло минуты две-три. Вдруг раздался треск сухой ветки. Крак!.. Послышалось, как кто-то сопит и будто бы лезет вверх по дереву. То, чего наблюдатель не видел, услужливо дорисовывало его воображение.
Затаив дыхание, Роман двинулся на звуки. Воображение его не подвело: по корявому стволу старой яблони карабкалась облитая лунным сиянием маленькая фигурка. Яблоня росла у самого забора, и таким путем можно было без труда как проникнуть во двор, так и выбраться на улицу.
«Карлик! – похолодел Лавров. – Проклятый Агафон! [2] Вернее, его призрак. Неужели он явился сюда за Глорией? Она оставила его одного, впервые со времени покупки дома в Черном Логе. И тот не стерпел… отправился за ней. Он преследует ее!»
Как справляться с обычным преследователем, Лаврову было известно. Но перед призраком он терялся. Обращаться с потусторонними силами бывшего опера не научили.
Между тем «карлик» поднялся по стволу, встал на забор, сложенный из блоков ракушечника, и с невероятной ловкостью зашагал по узкому верху, словно гимнаст по бревну. Лаврову хотелось протереть глаза.
2
Подробнее читайте об этом в предыдущих романах Натальи Солнцевой из серии «Глория и другие».