Натюрморт
Шрифт:
– О чем тебя предупредили?
– Она каждому вешается на шею. В прошлый раз был большой скандал, потому что она заразила женатого мужчину.
– Заразила чем? – спросила жена.
– У нее СПИД.
– Брехня.
– Во всяком случае, мне так сказали.
– Если бы я знала заранее, нас бы тут не было.
– Вот поэтому я и не сказал. Это же не передается просто так, птичка моя, воздушно-капельно.
В полдень группа достигла наиживописнейшего места маршрута (без учета рощи с секвоями) и расположилась на отдых. Где-то невдалеке были развалины
Полный штиль. Никого вокруг, кроме мушиного зуда. Для удобства посетителей внутри полукруга развалин поставлены скамейки; скамейки прикручены проволокой к железным крючкам, вбитым в землю на глубину двух с половиной недоступных метров, и на каждой скамейке инвентарный номер – это означает, что скамейки принадлежат ответственной организации и просто так их не украдешь. Даже и не пробуй, уважаемый друг.
На скамейке двое: он и она.
– Понимаешь, Маша, жена и сын, – сказал Дорош А. Я. – Это ведь так просто не сбросишь со счета. Мы вместе уже двадцать два года. И она очень несчастный человек.
– Я думаю, с тобой ей хорошо, – сказала Марина Григорьевна так, будто уронила голос.
– Она очень больна.
– Сердце?
– Почему именно сердце?
– Потому что я не знала, как спросить. Никогда не знаешь, как об этом спросить.
– Нервы. Она очень нервный человек и нуждается в уходе.
– В твоем уходе.
– В моем.
– Я так и знала, что ты скажешь что-нибудь такое.
– Почему?
– Потому что ты настоящий, а все настоящие давно разобраны, на мою долю не осталось.
– Не говори так.
– Ты прекрасно знаешь, что это так.
Она встала, посмотрела на синий блеск и села ему на колени, обняла одной рукой, положила ладонь на ухо, дважды хлопнула: тук-тук, продолжая смотреть вдаль.
– У тебя губы красивые, – сказал он.
– Ты прекрасно знаешь, что некрасивые. Были бы красивые, ты бы их давно уже целовал.
К вечеру группа накупалась, наелась шашлыков, нажглась на солнце, выспалась и даже наслушалась новостей по приемнику. Вода была мутной, солнце – колючим и просто бешеным, новости, как всегда, гнусно лгали и пугали. Приемник шипел и не ловил намеченного: отломали антенну, поставили между камней, она наклонилась, и была трогательная стремительность в легком ее наклоне – стремление к эфирной выси. Шашлыки пахли пережаренным мясом и не пахли шашлыками. Спать надоело.
Становилось положительно скучно. Две толстые, но спортивные сестрицы лет двадцати положили бадминтон в чехольчики и изъявили неуверенное желание идти дальше.
– Подождем Марину Григорьевну и пойдем, – предложила одна из сестричек.
– Можете долго ждать, – заметила в сторону жена небритого туриста.
– А что с ней?
– С ней течка. Так, кажется, это называется?
Небритый турист кивнул.
– Когда мы вернемся, предлагаю сообщить администрации. Думаю, что вы тоже поставите свои подписи.
– Она ушла вместе с этим, который?… – наивно спросила вторая сестра.
– Ну а с кем же еще, девочка? – жена небритого туриста сделала очень большие глаза.
– Мы ведь не в каменном веке живем, – предположила первая сестричка, – и свободные люди имеют право любить друг друга.
– Не знаю, как там у свободных, а она при исполнении обязанностей. А у него кольцо на пальце. А если бы с нами были дети?
– Может, она бы не вела себя так.
– Уверяю вас, девочки, она вела бы себя точно так же. Мне ли таких не знать?
– Что ты имеешь ввиду? – спросил небритый турист.
– Я имею ввиду, что все мужчины, не исключая тебя, кобелеют, как только остаются одни. И попробуй только сказать, что я не права – я тебе припомню. Я предлагаю позвать нашего рыболова и больше никого не ждать.
Наш рыболов отошел метров на двести и стоял по пояс в воде – далеко от берега. Значит, нашел какой-нибудь подводный камень. Кулек с возможной рыбой рыболов крепил к плавкам.
Когда они спустились к морю, солнце уже таяло в дальних облаках, как мороженое в жаркий день. На пляже никого не было. Костер слегка дымился и дымок поднимался вертикально, синея на фоне скалы, и белый на фоне темнеющего неба. У костра разбросана картофельная и апельсиновая кожура. Тут же пустой флакончик Pantene. Далеко в море идет кораблик: он ходит по расписанию, через каждый час и пятьдесят три минуты.
– Что-то я не вижу наших, – сказал Александр Яковлевич. – Но если честно, то они мне уже надоели.
– Тебе хорошо говорить, а я на работе.
– Мне бы такую работу, – сказал он весело.
– Не говори о том, чего не знаешь.
– Ну и пожалуйста, не буду. Они наверное, уже пошли. Что там такое?
Маша вынула из-под камня листок и читала его с выражением непрозрачности на лице.
– Что они пишут?
– Это мне.
– Можно почитать?
– Ничего интересного. Пишут, что захотели погулять одни. Такое часто бывает. Это не опасно, здесь ничего с ними не произойдет.
– А зачем же ты нужна?
– Я положена по разнарядке. Как аптечка, карта местности или инструкция к шампуню – и так же нужна.
– Разве к шампуню пишут инструкции?
– Вот, возьми и почитай, если не веришь. Даже если у тебя единственная извилина, то от такого чтения она распрямится.
Она присела к костру и стала раздувать огонек. Угли еще тлели и быстро взяли листок. Мороженое уже совсем растаяло и розово стекало на дымчатый горизонт. Кораблик уплыл, за ним, наверное, летели жадные чайки.
– Когда пойдем догонять?
– Не пойдем догонять. Я хочу остаться здесь.
– Я вижу, у вас здесь совсем мало формальностей.
– Это из-за близости к природе, – сказала она. – Пошли купаться. Здесь совсем нет людей, потому что нет ни автомобильных дорог, ни источников. Я хочу тебя обнять.
Она уже расстегивала ремешок часов.
– Мы сегодня вели себя неосторожно.
– Почему это? Из-за туристов?
– Нет. Вдруг ребенок?
– Ах, ребенок. Это все неважно. Я хочу, чтобы сегодня ночью ты был еще неосторожнее. Пообещай мне.