Научите меня любить
Шрифт:
Кухня в доме у тети Нюры оказалась огромной. Да и не кухня это была – столовая, скорее. Надо же, архитектор таки не совсем уж плохим оказался, даже столовую предусмотрел. Хотел, наверное, чтобы хозяин красиво обедал, а не «резал кроликов в ванной», как говорил профессор Преображенский.
– Кормить тебя не буду, я отобедала уже, – садясь за стол, сказала, как отрубила, тетя Нюра. – Если чаю хочешь, вон чайник на столе, сама включай. А угощение к чаю вон из того холодильника возьми – я его аккурат для гостей держу. Там всякая копченая еда есть, для здоровья вредная. Я такое не ем, я щи люблю простые, деревенские. Хозяйничай
– Спасибо, теть Нюр, только я ничего не хочу. Я тоже недавно обедала.
– Ну, тогда говори, зачем пришла. Мать, что ли, послала?
– Нет, что вы, я сама…
– Не ври. Чего я, не вижу, что ль, как мнешься? Больно тебе надо к старой тетке в такую даль через весь город тащиться! Точно ведь мать послала! Я ее знаю, она просто так ничего не делает.
– Теть Нюр, а вы на свадьбу к моей сестре придете?
– Да собираюсь. Отчего ж не прийти, коли родня обо мне вспомнила. И подарок готовлю. Да только не тот, который твоя мать от меня ожидает. Хочешь, покажу?
– А можно?
– Что ж, пойдем…
Тяжело поднявшись со стула, тетка махнула рукой – следуй за мной. Пройдя через большой холл, заставленный цветочными горшками, они оказались в довольно внушительной по размерам гостиной, где тоже все было очень странно устроено. Большой сводчатый потолок, огромный камин, исполненный в старинном духе, цветная мозаика оконных стекол уже сами по себе предполагали «дворцовый» стиль помещения, и потому в него с трудом вписывалась довольно легкомысленная комфортная современность, состоящая из предметов, которые можно встретить в любой самой заурядной гостиной.
Были тут и пухлый диван, заботливо накрытый потертым плюшевым покрывалом, и какие-то креслица, тоже прячущие обивку под невразумительными тряпицами, и огромный телевизор, высоко стоящий на причудливом то ли столе, то ли комоде и надменно рассматривающий вошедшего черным жидкокристаллическим глазом. Ступив на ковер, Катя тут же пугливо отпрыгнула в сторону, слишком уж странно зашуршал он под ногами.
– Да ничего, ступай, не бойся! Это я его полиэтиленовой пленкой обернула, чтобы не стаптывался, – заботливо пояснила ей тетя Нюся, – никак не могу, понимаешь ли, от старых привычек избавиться. Вещи-то все дорогие, а я с детства бережливости учена была. Смешно, да? Все купить могу, любую вещь, самую дорогую, а пользовать ее боюсь… Вишь, даже диван с креслами в тряпки спрятала. Там обивка английская, шелковая. Жуть какая дорогая. Ну, чего встала? Иди сюда…
Она махнула ей откуда-то из-за угла, и Катя нерешительно заскользила по ковру, чувствуя, как проваливаются через пленку ступни в его ворсистую «дорогую» мягкость. Там, в углу, за камином, примостилось совсем уж непонятное сооружение – что-то вроде торчащей из стены балки с подвешенным на ней непонятным цветастым предметом. Катя присмотрелась – гобелен, что ли? Тогда почему он висит на этой балке? Может, проветривается?
Именно к этому предмету и направила свои стопы тетя Нюра. Подойдя, погладила его по шершавой нитяной поверхности, проговорила с гордостью:
– Вот он, мой свадебный подарок, смотри… Красиво, правда?
– Да, очень красиво… – недоверчиво закивала головой Катя. – А что это, теть Нюр?
– Так не видишь, что ли? Ковер это. Ручной работы. Моей то есть работы. Как приглашение на свадьбу получила, так и сижу над ним целыми днями. Все пальцы себе исколола. Смотри, какая изнанка гладкая, ни одного узелка!
Живо нагнувшись, тетя Нюра отвела край ковра в сторону, провела ладонью по изнанке, с гордостью демонстрируя качество сделанной своими руками работы, и Кате вновь пришлось вежливо потрясти головой, выражая свое изумленное одобрение. На краешке этого изумления трепыхнулась, однако, беспокойная картинка из ближайшего будущего – как всю эту расчудесную ручную работу мама воспримет в качестве ожидаемого свадебного подарка?
– А мать, поди, денег от меня ждет, ага? – словно разглядев эту картинку, не без некоторого злорадства в голосе спросила тетя Нюра.
– Да нет, что вы… Она ничего такого…
– Да ладно, не ври, знаю я. Ждет, конечно. Все от меня только денег ждут, я знаю… Любить никто не хочет, а денег ждут.
– Теть Нюр…
– И не говори мне ничего, Екатерина, не надо. Я ж не дура, все понимаю. И то прекрасно понимаю, что молодым после свадьбы где-то жить надо. Чай, в родительской квартире им тесновато покажется. Так ведь?
– Ну… да…
– И они от меня ключиков на тарелочке ждут?
– Я не знаю… То есть… Ой, я правда не знаю… – опустила в пол красное от неловкости лицо Катя.
– Что ж, понятно. А тебя, значит, мать ко мне парламентером отправила. Вроде того – чего эта богатая дура о себе думает? У нее, мол, денег как земли в огороде, а мы тут голову ломаем. А только знаешь что, Катерина? Ты матери от меня вместо ключиков вот это покажи!
Фига из пухлых теткиных пальцев получилась довольно внушительная, но выставлена была, как успела заметить Катя, без особого энтузиазма. Не хватило на эту фигу у тети Нюры нужной злобной энергетики, наверное. Вялая получилась фига, совсем не агрессивная. Даже отпрянуть от нее не потянуло.
– Только не думай, что я это от жадности! Мне денег не жалко, на черта они мне сдались, эти деньги. Мне, знаешь, просто за себя обидно… Любить – не любят, а денег им подавай… А вот тут… – похлопала она по вышитому узору ковра, – вот тут вся моя настоящая любовь и есть… Тут вся моя душа вложена, если хочешь. Людмилка, невеста ваша, повесит ковер на стену, и будет моя душа с ней через ковер жить… А, да что там…
Лицо ее вдруг плаксиво скривилось, дрогнуло, но тут же и вернулось в прежнее состояние. Опомнилось будто. Наверное, не могла себе тетя Нюра позволить таких слезных слабостей. Наверное, статус обязывал.
– У меня ведь, Катерина, родни всегда было – раз-два, и обчелся. А уж когда Аркадий меня бросил – так вообще со мной никто знаться не пожелал. Мать твоя тут же от меня отвернулась.
– Она очень сожалеет об этом, теть Нюр…
– Так оно конечно, что сожалеет! Теперь-то чего не посожалеть? А когда я на одну медсестринскую зарплату мыкалась, чего она сожалением до меня не снизошла? Знаешь, как обидно было? Все, все на меня тогда будто плюнули, будто я прокаженная какая была. А сейчас, поди ж ты, отбою от родственников нет! Мне-то что, мне и вправду не жалко! А с другой стороны – я обязана, что ль? Никто ж просто так не зайдет, про здоровье не спросит, чаев не попьет. Всем только – дай. И того не понимают, что деньгами пустоту в сердце не заткнешь. Никто просто так, без денег, любить не хочет. Да и не умеет, наверное. Куда мы ее растеряли, любовь обыкновенную, некупленную… Кто знает…