Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
Как бы то ни было, сезон близился к концу, а по окончании его я собирался вернуться на Землю. Рекордным для нашей команды стал счет 3:15, и по результатам сезона мы заняли последнее место. Но во время уик-энда они устроили турнир для всех команд Равнины Аргир, состоявший из серии трехиннинговых игр, поскольку нашлось много желающих принять в них участие. Мы с ходу продули первую игру и шли в хвосте. Потом и следующую сдали, и все, главным образом, из-за пробежек. Вернер на какое-то время снял с игры Томаса, но потом, когда это не помогло, Томас вернулся на горку. Я побежал к ним туда от самого центра и сказал Вернеру:
— Посмотри
— Грегору! — воскликнули они хором. — Ни за что!
— Он будет еще хуже нас, — возразил Вернер.
— Куда еще хуже? Вы, парни, только что завалили одиннадцать подач. Ночь наступит, прежде чем до Грегора дойдет очередь.
Они вынуждены были согласиться. Как вы можете догадаться, оба они были обескуражены. Так что я подбежал к Грегору и сказал:
— Ну-ка, теперь ты попробуй.
— Ой, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.
Он был решительно против. Потом бросил взгляд на трибуны, откуда за нами наблюдало сотни две зрителей, в основном друзья, родственники да несколько любопытных прохожих. И тогда я увидел, что его «вроде как дедушка с бабушкой» и «кузина или что-то в этом роде» тоже сидят там. Грегор мрачнел с каждой минутой и становился похожим на висельника.
— Давай, Грегор, — сказал я, вкладывая мяч в его перчатку. — Я сам стану ловить. Все будет, как на разминке. Просто швыряй свои крученые мячи. — И я потащил его к горке.
Итак, Вернер разминал его, а я тем временем переходил на кэтчерскую [17] позицию, а по пути, натягивая экипировку, передвинул поближе коробку с мячами в синюю крапинку — из судейского запаса.
Я видел, что Грегор волнуется, как и я сам. Я никогда прежде не играл кэтчером, как и он — питчером, а все базы были заняты, и никто не стоял за их пределами. Это была необычная бейсбольная ситуация.
Наконец я экипировался и подбежал к Грегору.
— Не старайся бросать слишком сильно, — сказал я. — Просто посылай крученый мяч прямо в мою перчатку. Не обращай внимания на бьющего. Я буду подавать тебе знак перед каждым броском: два пальца — крученый удар, один — быстрый.
17
Кэтчер — игрок обороняющейся команды, который принимает мяч, поданный питчером, при условии, что бьющий не отбил его.
— Быстрый? — переспросил он.
— Ну это когда ты сильно бросаешь. Не беспокойся об этом. Все равно мы будем заколачивать крученые.
— А еще говорил, что не собираешься быть тренером, — с горечью сказал он.
— Так я и не тренирую, я кэтчую.
С тем я и вернулся и занял позицию в дальней части кэтчерской зоны.
— Следи за кручеными мячами, — сказал я судье.
— Кручеными? — удивился он.
Итак, мы начали. Грегор стоял на горке, сгорбленный, как большой жук-богомол, мрачный, раскрасневшийся. Первый мяч просвистел к ограничительной стенке поверх наших голов. Объявили счет, а я подобрал мяч и, обогнав раннера, перебегавшего с первой на вторую базу, подлетел к Грегору.
— Все нормально, — сказал я, — базы очищены, а мы получили аут. Давай-ка просто брось теперь. Прямо в перчатку. Точно так же, только пониже.
Он так и сделал. Грегор направил мяч прямо на бьющего, тот отпрыгнул, и мяч врезался мне в перчатку. Судья онемел.
— Это был страйк [18] , — сказал я ему.
— Страйк! — заорал судья и ухмыльнулся мне: — Он ведь загнулся, верно?
18
Страйк — в бейсболе — штрафное очко бьющему, если он не попал по мячу, брошенному питчером.
Черт подери, так оно и было.
— Эй, — выговорил опешивший от неожиданности бьющий. — Что это было?
— Мы вам снова покажем, — ответил я.
И после этого Грегор пошел загибать удар за ударом. Я показывал ему два пальца, и он посылал крученые мячи. Это вовсе не означало, что все они становились страйками, но их оказалось достаточно, чтобы бьющие не слишком часто делали перебежки. Все мячи были в синюю крапинку. Судья начал выкидывать их из той самой коробки.
А в промежутке между двумя бьющими я оглянулся и увидел, что зрители и все команды, не игравшие в тот момент, столпились у задней стенки, чтобы следить за подачами Грегора. До сих пор никто никогда не видел на Марсе крученых мячей, и теперь люди давились там, позади, раскрывая от изумления рты и захлебываясь от хвалебных возгласов при каждом броске. Бьющий отскакивал или слегка отшатывался и с широкой ухмылкой оглядывался на толпу, как бы говоря: «Ну что, видели? Это был крученый!»
Так что мы сумели отыграться. Грегор так и оставался питчером, поэтому и три следующие игры мы тоже выиграли. В третьей он забросил ровно двадцать семь мячей и вывел в аут всех девятерых бьющих, каждого с тремя штрафными очками. Однажды, когда мы играли в школе, Вальтер Феллер вышиб всех двадцать семь бьющих; теперь и Грегор сделал то же самое.
Толпе это нравилось. Лицо у Грегора уже не было таким красным, и он почти выпрямившись стоял на своей позиции. Он все еще отказывался смотреть куда бы то ни было, кроме как на мою перчатку, однако взгляд его, прежде полный мрачного ужаса, теперь стал невероятно сосредоточенным. Может, Грегор и был тощий, но зато какой высокий! Там, на горке, он выглядел чертовски внушительно.
И вот мы снова взгромоздились на победный пьедестал, теперь нам предстоял полуфинал. В перерывах между играми люди толпами тянулись к Грегору с просьбой расписаться на бейсбольных мячах. Удивленное выражение почти не сходило с его лица, но в какой-то момент я заметил, что он мельком улыбнулся, бросив взгляд на свое семейство и помахав им.
— И как только у тебя рука выдерживает? — спросил я его.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Грегор.
— Ничего, все нормально, — ответил я. — Теперь послушай. Я хочу в этой игре снова встать аутфилдером. Ты сможешь подавать Вернеру? Видишь ли, в команде, с которой мы будем играть, есть два американца, Эрни и Сезар, а они, как я подозреваю, умеют закручивать удары. Просто у меня такое предчувствие.
Грегор кивнул, и я понял, что ему все равно, — лишь бы была перчатка, в которую можно бросать. Так что я согласовал это с Вернером и в полуфинале снова встал правым центровым. К тому времени мы уже играли при зажженном свете. Под пурпурным сумеречным небом поле расстилалось во все стороны, словно большое бархатное покрывало. Из центра внешнего поля фигуры игроков казались крошечными.