Научная фантастика. Ренессанс

Когда Эвану исполнилось восемь, тетушка прислала ему на день рождения самый современный ультрамодный биоконструктор «Сотвори себе живое». На крышке коробки было изображено какое-то инопланетное болото, кишащее странной аморфной живностью, а в углу красовалась рельефная картинка с двойной спиралью, торчащей из пробирки.

— Смотри, чтобы это не попалось на глаза отцу, — предупредила мать, и Эван унес конструктор в старый амбар, расставил пластиковые инкубаторы с культурами бактерий, пузырьки с химикалиями и ретровирусами на пыльном верстаке в тени зачехленного комбайна.

Через пару дней отец наткнулся там на Эвана. Склизкая плесень, миллионы амеб, собравшихся вокруг циклического АМФ [1] , были трансформированы ретровирусами и теперь расцветали синими лохматыми кляксами. Отец Эвана вытащил во двор и свалил в одну кучу инкубаторы с культурами и пробирки и заставил Эвана вылить на них литр промышленного отбеливателя. Эван плакал не столько от злости или обиды, сколько из-за кислотной вони.

В то лето компания, у которой семья Эвана арендовала землю, забрала у них скот. Прощелыга, следивший за конфискацией коров, уехал на большой машине, на крыле которой красовался логотип с пробиркой и двойной спиралью. В следующем году не уродилась пшеница, уничтоженная особо свирепой ржавчиной. Отец Эвана не мог позволить себе новый, устойчивый к заболеванию сорт, и ферма разорилась.

Эван жил в столице вместе с тетушкой. Ему было пятнадцать. У него имелись мопед, мощный компьютер и ручной микрозавр, трицератопс размером с кошку, покрытый забавной малиновой шерстью. На покупку специальной каши, которой только и мог питаться микрозавр, у Эвана уходила добрая половина карманных денег, потому он и позволил своему лучшему другу ввести питомцу контрабандный вирус, чтобы избавить микрозавра от пищевой зависимости. Средство подействовало: трицератопсу больше не требовалась особая еда, зато от солнечного света у него теперь случались эпилептические припадки. Эвану пришлось держать его в шкафу. Когда у микрозавра огромными пучками начала вылезать шерсть, он отнес его в ближайший парк. Все равно микрозавры уже вышли из моды. Они целыми дюжинами слонялись по парку, обгрызая листья, пощипывая траву, выискивая объедки. Вскоре они исчезли, вымерли от голода.

За день до выпускного Эвану позвонили из спонсорской фирмы и сообщили, что он все-таки не будет участвовать в исследованиях. Политическая ситуация изменилась: тайные генные войны стали открытыми. Когда Эван начал возмущаться, женщина на другом конце провода ответила резко: — Вы в гораздо лучшем положении, чем большинство работников со стажем. С дипломом по молекулярной генетике вы хотя бы можете пойти сержантом.

Джунгли были живым зеленым одеялом, по которому разбегались серебристые молнии рек. Высунувшись из вертолета, Эван почувствовал на лице теплый ветер, ремни впились в плечи. Ему было двадцать три, техник-сержант. Он вылетел на задание во второй раз.

В его очках поверх изображения вспыхивали значки — идет поиск цели. Две деревни рядом, разделенные грязной красной дорогой, узкой, как капилляр, который вдруг расширился до артерии, когда вертолет нырнул вниз.

Вспышки на земле. Эван надеялся, что у этих крестьян только «Калашниковы», а то на прошлой неделе какой-то азиат подстрелил вертолет из древней зенитки. Потом Эван уже ни о чем не думал. Он был слишком занят, распыляя липкую, содержащую вирусы суспензию, которая туманом затягивала маисовое поле.

Когда все закончилось, пожилой пилот сказал по внутренней связи:

— С каждым днем обстановка все сложнее. Раньше просто брали лист, а остальное довершало клонирование. Это даже воровством нельзя было назвать. Но теперь… Я-то всегда считал, что война вредит бизнесу.

Эван ответил:

— Права на геном маиса принадлежат компании. У этих крестьян нет лицензии на его выращивание.

Пилот восхищенно произнес:

— Ну, парень, ты по-настоящему предан компании. Бьюсь об заклад, тебе даже не известно, что это за страна.

Эван задумался над его словами. Потом сказал:

— А с каких это пор страны имеют значение?

Лоскутки рисовых полей теснились в пойме реки, напоминая стеганое одеяло. На каждом клочке крестьяне, склоняясь над собственным отражением, высаживали рассаду озимых.

В окружении делегатов ЮНЕСКО, под черным зонтиком, который держал его помощник, стоял министр сельского хозяйства. Он объяснял, почему страна погибает от голода после сбора рекордного урожая риса.

Эван стоял позади небольшой толпы, с непокрытой головой, несмотря на теплую морось. На нем были модный комбинезон и желтые галоши. Ему было двадцать восемь, он потратил два года, чтобы просочиться в ЮНЕСКО ради интересов компании.

Министр говорил:

— Нам приходится приобретать семена, генетически модифицированные и устойчивые к пестицидам, чтобы конкурировать с соседями, но мой народ не может позволить себе покупать рис, который выращивает. Его приходится отправлять на экспорт, чтобы покрывать долги. Наши дети погибают от голода среди этого изобилия.

Эван подавил зевок. Позже, на приеме в каком-то задрипанном посольстве, он сумел остаться с министром наедине. Министр, непривычный к крепкому алкоголю, напился. Эван сказал ему, что его взволновало увиденное.

— А посмотрите на наши города, — отозвался министр, с трудом ворочая языком. — Каждый день тысячи новых беженцев прибывают из деревень. Квашиоркор, [2] бери-бери. [3]

Эван сунул в рот канапе. Один из новых продуктов его компании: канапе сладострастно корчилось, пока он его не проглотил.