Научная фантастика. Возрождение
Шрифт:
Тут до него, по-видимому, дошло, что Лейша немало удивлена. Он опустил руки и улыбнулся настолько неискренне, что волосы зашевелились у нее на затылке. Трудно было представить, чтобы директор «Самплис» давал подобные обещания. Что-то здесь нечисто.
— Кто вам такое посулил, доктор Уолкот?
— А, ладно, — небрежно бросил он, избегая ее взгляда, — несбывшиеся мечты молодости.
Она сказала грубее, чем хотела:
— Каждый проходит через это, доктор Уолкот. Рушатся и более достойные мечты, чем о славе.
Он застыл, уставившись на портрет Иагаи, потом задумчиво почесал правое ухо.
— Возьмите другого адвоката, доктор Уолкот, — напомнила Лейша.
— Хорошо, — ответил он с
Спасибо. До свидания.
Лейша долго размышляла, почему Уолкот так беспокоит ее. Может быть, ее разочаровала неприкрытая глупость талантливого человека? Типичное американское заблуждение: уж если ты профессионал, значит, и личные качества, и здравый смысл полагаются тебе автоматически. Миф не выдержал проверки историей: примеров тому предостаточно. Меланхолия Линкольна, неистовый характер Микеланджело, мания величия Ньютона. Идеал, конечно, Кенцо Иагаи, но кто сказал, что Иагаи — это правило, а не исключение? Почему она ожидает той же логики и дисциплины от Уолкота? Или от Ричарда, который нашел в себе силы остановить разрушительную деятельность жены, но теперь сидит в оцепенении целыми днями, не имея воли ни есть, ни мыться, ни разговаривать? Или от Дженнифер, которая направила свой блестящий ум на безудержное стремление к глобальному контролю?
А может, Лейша глупа, навязывая людям стереотипы поведения?
Она поднялась с дивана и побрела по квартире. Все терминалы были выключены; два дня назад она почувствовала, что больше не вынесет истеричных газетчиков. Окна затемнены, чтобы не слышать перебранок, то и дело вспыхивающих между полицейскими и группами демонстрантов. «Убивайте Неспящих, пока они не убили нас!» — кричал электронный транспарант с одной стороны, а в ответ раздавалось: «Заставьте Убежище поделиться патентами! Они — не боги!» Время от времени группки принимались драться друг с другом. И вчера, и позавчера Кевину приходилось бежать к дому между шеренгами телохранителей, полицейских и вопящих пикетчиков, а автоматические камеры сновали в нескольких дюймах от его лица, ведя топографическую съемку крупным планом.
Сегодня он опаздывал. Лейша поймала себя на том, что то и дело поглядывает на часы. Впервые в жизни она тяготилась одиночеством. Оставалась ли она одна когда-либо раньше? Вначале были папа с Алисой, потом Ричард с Кэрол, Жанин, Тони… Стюарт, и снова Ричард, а затем — Кевин. И всегда, всегда был закон. Его можно было изучать, подвергать сомнению, применять. Он позволял людям с совершенно различными убеждениями, способностями и целями жить бок о бок, не скатываясь в варварство. А у Кевина имелось свое кредо: социум, считал он, построен не на общей культуре, или романтическом понятии семьи, и даже не на неизбежности технического прогресса, а на фундаменте двойной прочности согласованных систем права и экономики. Только на них зиждется личная и общественная безопасность. Деньги и закон. Кевин понимал это, а Ричард никогда. Вот потому она с Кевином.
Где же он?
Терминал в библиотеке вызвонил секретный код личных звонков. Лейша замерла. Демонстранты, фанатики движения «Мы спим», само Убежище — столько врагов, даже если не считать их связи с ней… Она кинулась в библиотеку.
Звонил Кевин.
— Лейша, милая… Извини, что не позвонил раньше. Я пытался, но… — голос замер, совсем не характерно для Кевина. На экране линия его подбородка казалась чуть расплывшейся. Он прятал глаза. — Лейша, я не вернусь домой. Мы сейчас ведем очень важные переговоры по контракту Стейглица. Возможно, придется срочно вылететь в Аргентину, в их дочернюю компанию. Если эти сумасшедшие заблокируют посадочную площадку на крыше, мне придется брать дом штурмом… Я не могу так рисковать. — Спустя секунду он добавил: — Прости.
Она ничего не ответила.
— Я останусь здесь, в конторе. Может быть… черт, без всяких «может быть», когда контракт Стейглица будет подписан и суд завершится, тогда я вернусь домой.
— Конечно, Кев, — ответила Лейша. — Конечно.
— Я знал, что ты поймешь, дорогая.
— Да, — сказала Лейша. — Да. Я тебя понимаю.
— Лейша…
— До свидания, Кевин.
На кухне она сделала себе сандвич, гадая, перезвонит ли он. Не перезвонил. Лейша выбросила сандвич в мусоропровод и вернулась в библиотеку. Голографическое изображение Кенцо Иагаи изменилось. Японец сосредоточенно склонился над моделью И — энергетического конуса. Рукава белого лабораторного халата закатаны выше локтей.
Лейша села на простой деревянный стул и обхватила колени руками, тотчас вспомнив о Ричарде. Она подошла к окну, переключив его на прозрачность, и посмотрела на улицу с высоты восемнадцатого этажа, пока вдруг возникшее среди крошечных демонстрантов волнение не навело на мысль, что кто-то разглядел ее в бинокль. Она снова затемнила окна, вернулась к стулу и села, выпрямив спину.
Лейша потеряла счет времени. Ей вспомнился случай тридцатилетней давности. Однажды они со Стюартом пошли погулять вдоль реки Чарлз. Дул резкий, холодный ветер, и они хохоча бежали ему навстречу, а потом, не обращая внимания на погоду, сидели на берегу реки и целовались. Вдруг, ковыляя по увядшей траве, к ним подошел член секты калнапов (калек — напоминателей). Калнапы уродовали свое тело, чтобы напомнить миру о страданиях в странах, где царит тирания, и просили милостыню для уничтожения мук на всей земле. Этот отхватил себе три пальца на руке и половину левой ступни. На изуродованной кисти было вытатуировано «Египет», на голой синей ноге — «Монголия», а на покрытом уродливыми шрамами лице — «Чили».
Он протянул свою чашку Лейше и Стюарту. Лейша, преисполненная знакомого стыдливого отвращения, опустила стодолларовую бумажку. «Половина для Чили, половина для Монголии», — прокаркал он; его голосовые связки тоже были изувечены в назидание. Он бросил на Лейшу такой чистый, радостный взгляд, что она отвела глаза и крепко вцепилась в ледяную траву. Стюарт обнял ее и пробормотал на ухо:
— Он счастлив, Лейша. Счастлив. Он собирает подаяние для страдающих всей планеты. Он выбрал для себя дело и не обращает внимания на свои увечья.
Глава 12
Ярмарка на набережной к Восьми часам вечера была в полном разгаре. Миссисипи, бесшумная и темная, скользила внизу, под стеной из мыльного камня. Невидимый купол И-поля, диаметром с добрый стадион, накрывал излучину реки, сотню ярдов широкой набережной и полукруг жесткой травы между фабрикой скутеров и рекой. Из дальних кустов иногда доносились хихиканье и шумная возня.
Вокруг киосков с закусками, топографических будок и лотерейных терминалов толпились люди. Движение «Мы спим» частично субсидировало крупные выигрыши. Шумный оркестр, название которого Джордан позабыл, разрывал ночь танцевальной музыкой. Каждые тридцать секунд трехмерная эмблема «Мы спим» вспыхивала шестифутовыми буквами над головами кружащихся пар. За рекой целомудренно сияли огни «Самсунг-Крайслера», слегка размытые краями И-купола.
— Твоей тете Лейше следовало бы родиться в восемнадцатом веке, — заметил Хок. — Съешь мороженого, Джорди.
— Не стоит. — Джордану не хотелось обсуждать с Хоком Лейшу. Он пытался увлечь их к танцплощадке, где музыка заглушала голоса.
Но Хок гнул свое.
— Это мороженое из натуральной земляники сделано по последнему биопатенту «Генефреш Фармз». Два рожка, пожалуйста.
— Я, правда, не хочу…
— Ну и как тебе, Джорди? Ты бы догадался, что это соя? В прошлом квартале получили 17 процентов прибыли.