Научу тебя плохому
Шрифт:
Я сначала не двигаюсь, зависаю на короткий миг с открытым от удивления ртом.
— Что-то случилось? — его, кажется, вообще ничего не смущает, а я теряю дар речь, и очень, правда, очень стараюсь удерживать взгляд выше уровня груди парня. — Еся?
Я отхожу назад, сглатываю собравшийся в горле ком, и прикрыв глаза, очень тихо прошу:
— Не мог бы ты прикрыться, пожалуйста.
— Стесняешься? — в его голосе слышится насмешка. А я упрямо держу глаза закрытыми.
— Там… там курьер приехал, — игнорирую его вопрос, и прежде, чем Марк вообще успевает хоть как-то среагировать,
Серьезно? Ему серьезно не пришло в голову хотя бы прикрыться? Подхожу к двери, душу медленно и глубоко, стараясь нормализовать дыхание и хоть немного замедлить бешенный ритм, колотящегося в груди сердца.
Марк появляется в прихожей практически сразу, в одном лишь, обмотанном вокруг бедер полотенце. Я на него стараюсь смотреть куда угодно, но не на Марка, в результате и вовсе ловлю себя на мысли, что могла не возвращаться в прихожую, с курьером Марк мог разобраться и сам.
Марк тем временем подходит к куртке и достает из нее ключи. Серьезно, блин? Все было так просто? И, словно прочитав мои мысли, парень усмехается, и одарив меня насмешливым взглядом, вставляет ключ в замок и открывает дверь. Все то время пока Марк расплачивается и объясняется с курьером, я стою словно пригвожденная к полу, и чувствую, как закипаю.
— Ты издеваешься, да? — вырывается у меня сразу, как только за курьером закрывается дверь. — Ты это специально, да? Ты же знал, что запер дверь! Да знаешь кто ты…
Слишком поздно я понимаю, что перегнула палку, и чересчур повысила голос. Потому что сверкнув недобрым взглядом, Марк откладывает стопку коробок на комод и начинает неумолимо надвигаться на меня.
— А что, если да? — ухмыляется, подобравшись ближе.
— Что?
— А что, если издеваюсь?
Я слишком поздно реагирую, и уже в следующую секунду в очередной раз оказываюсь прижатой к стене. Да как так все время получается? Марк же, совершенно не церемонясь, прижимается ко мне всем телом, наклоняется к моему лицу, обдавая кожу горячим дыханием и произносит тихо?
— Что ты сделаешь, Есь?
Глава 16
Марк
Понимаю, что с ней так нельзя, но остановиться просто не могу, меня прет от того, как вспыхивают ее щеки, как на лице появляется глубокая растерянность. Мне бы научиться общаться с ней иначе, наверное, чтобы не пугать, чтобы не шарахалась она от меня при каждом к ней прикосновении. Ведь мне чертовски хочется, до ломоты в теле хочется ее касаться. И доверие ее глазах видеть хочется, конечно, куда без этого. Я не одуванчик вообще ни разу, и осознаю в полной мере, что пугаю этого мышонка трусливого, но это выше моих сил, просто что-то нереальное себя в руках держать. Я же и так из последних сил сдерживаюсь.
Моя мышка, ты же меня с ума сводишь, девочка. Я, конечно, представлял, знал, что так бывает, примеры перед глазами были, у нас вся семейка такая пришибленная, если втрескались, то с разгона и навсегда.
А она опять голову в плечи вжимает, на меня глаза свои ореховые таращит, губы непроизвольно облизывает. Эти губы вообще история отдельная, я до сих пор не понимаю, как вообще себя в руках держать умудряюсь.
— Еська, — она обескураженная совершенно, не успевает среагировать на мой выпад. Хватаю ее, прижимаю к себе, черт, я так долго однозначно не продержусь.
Моя мышка, моя особенная девочка, что ж в тебе такого, что меня на тебе так клинит. Все мозги мне выжрала, зараза упрямая. И трясется вечно, как банный лист, словно я хоть раз позволил себе грубость. Нет, ну может словесно позволил. Но меня тоже можно понять, в конце концов я терпением особым никогда не отличался, просто тут ситуация особенная и человечек особенный.
— Марк, — она ожидается пытается отстраниться, вырывается чего-то, ладошки свои в мою грудь упирает, лишь сильнее раззадоривая. Я понимаю, конечно, что пугать ее сейчас — последнее дело, но и отпустить ее не могу.
— Мышка, вот че ты такая неугомонная, я же пока ничего не сделал, — улыбаюсь, глядя на то, как расширяются ее зрачки.
— Пока? — уточняет, мило шевеля носиком.
— Смешная ты, Еська.
— Ай…
Подхватываю ее под бедра, прижимаю к ближайшей стене — теперь это традиция. Даже боль в руке уже не кажется такой острой, у меня тут личная анестезия имеется, в виде одной трусливой мышки.
— Ты чего, опусти меня на пол, — барахтается в моих руках, а мне нравится именно вот такое положение.
— Неа, — усмехаюсь. — Есь, я сейчас сделаю кое-что, ты только не дерись.
— Что? — озадачено.
— Это, малыш.
А к черту.
Мышка не ожидает, конечно, от меня такой подставы, наглости даже. Подхватываю ее крепче, приподнимаю выше и просто целую, потому что не могу больше, просто не могу держать себя в руках. Я устал, чертовски устал себя контролировать.
Она сначала зависает от неожиданности, напрягается всем телом, а потом, видимо, придя в себя после секундного шока, начинает вырываться и меня отталкивать. Только бесполезно это, нереально меня от нее теперь отлепить.
Я жестить не собираюсь, естественно, все понимаю, даже несмотря на фейерверки в моем воспаленном от одержимости этой девочкой мозгу, я еще сохраняю частичку здравого смысла, а потому целую свою мышку осторожно, не напирая, но и отстраниться ей не позволяю. Медленно, провожу языком по губам, проникаю внутрь, а мышка, зараза мелкая, противится, зубки свои острые стискивает, головой вертеть пытается.
Нет, так дело не пойдет. Продолжая удерживать ее одной рукой, второй я, чуть отстранившись, зарываюсь в длинные, шелковистые волосы, дурея от непередаваемых ощущений.
— Не бойся меня, Есь, — смотрю в ошарашенные моей выходкой глаза мышки, кажется, она настолько дезориентирована моим поведением, что до сих пор не может прийти в себя. И я этим, конечно, собираюсь воспользоваться. — Не бойся.
Я вновь наклоняюсь к ее губам, целую, перемещаю руку на подбородок мышки и слегка на него надавливаю, чтобы зубки свои красивые разомкнула, чтобы мне поддалась. Потому что я хочу ее целовать, нормально целовать, по-настоящему, по-взрослому. И целую, языком проникаю в ее рот, преодолевая не слишком энергичное, я бы даже сказал, пассивное сопротивление.