Наука побеждать
Шрифт:
— Значит, лучше кровь лить в штурмах? — спросил я.
— Отнюдь, — покачал головой Булатников, — просто они стачала, расстреливают весь запах патронов, а уж после — идут в рукопашную и льют кровь. Со штыками и мушкетами, вместо тесаков. Глупо.
Я потёр пальцем переносицу. Нда, выходит, кругом он прав.
А эскадра наша, меж тем, соединилась с флотом адмирала Вильнёва, запертым в Кадисе, стремившимся прорвать британскую блокаду. Решив с помощью дирижаблей добиться относительного превосходства в воздухе и тем самым исправить крайне тяжёлое положение Вильнёва, наше совместное командование отправило эскадру Гершеля ему на помощь. Даже
— Флот Нельсона многочисленнее, — говорил лейтенант со смешной фамилией Шубик. — Пускай, как вы говорите, капитан-лейтенант, линкоров больше у Вильнёва, но не одни линейные решают на поле боя. К тому же, не стоит забывать об орудиях, а тут преимущество полностью на стороне британцев.
— Возможно, — соглашался с ним штабс-капитан Антоненко, — но не в пушках или кораблях главное преимущество британцев.
— В чём же оно? — поинтересовался у него лейтенант Шубик. — А, догадался, — тут же перебил он, сгорая от нетерпения блеснуть знаниями, — вы имеете в виду дредноуты и паровые орудия.
— Отнюдь, — усмехнулся Антоненко. — Никакие пушки-корабли не превзойдут по значимости одного.
— Чего же?! — воскликнул Шубик, уязвлённый тем, что его «гениальная» догадка оказалась неверной.
— Британского командующего, — ответил я вместо Антоненко. — Адмирал Горацио Нельсон, лучший флотоводец нашего времени. Вильнёву до него очень далеко.
В кают-компании после моих слов надолго повисла тягостная тишина.
В Кадисе мы даже не поставили дирижабли к мачтам, а тут же вместе с флотом выдвинулись навстречу Нельсону, прорывать блокаду. На дирижаблях все готовились к грядущей битве, а потому передвигались исключительно бегом, а в коридорах не смолкали отзвуки команд, передаваемых по медным трубам, которыми был пронизан весь «Гангут» сверху донизу.
Нас вежливо, но настоятельно попросили не покидать кают и кубриков, дабы не мешать команде. За день до битвы, когда флот Нельсона уже показался на горизонте, однако близился вечер, и начинать сражение было глупо, нас провели на стрелковую палубу. Она была просто огромна. На ней вполне мог разместиться не то что батальон, но и весь наш Полоцкий пехотный полк, если немного потесниться. Матросы под руководством кондукторов сняли панели с борта, и у меня перехватило дух.
Находясь внутри дирижабля, не слишком понимаешь, что летишь по небу, а сейчас у меня словно глаза открылись. Впереди, насколько хватало взгляда, простиралось бескрайнее пространство осеннего неба. По нему медленно ползли облака, многие выше нас, иные на одном с «Гангутом» уровне или, что самое удивительное, ниже него. О чёрт, да такого и с самой высокой колокольни, на какую я в детстве забирался, не увидишь!
Мы стояли, переводя дыхание, под хитроватыми взглядами матросов и кондукторов, в которых легко читалось превосходство опытных аэронавтов над «наземниками». Солдаты крестились, даже молились втихомолку, офицеры и унтера не спешили наводить порядок, ведь и беспорядка особого не было, да и самим командирам нужно было время, чтобы прийти в себя.
— Попрошу подойти ближе к краю, — сказал капитан-лейтенант, проводивший эту своеобразную экскурсию.
Матросы, тем временем, уложили снятые секции вдоль борта, и отошли, давая нам место. Никто не спешил подойти к краю, не смотря на то, что от него нас отгораживала оставшаяся часть борта, высотой примерно по грудь человеку.
— Батальон! — воскликнул майор Губанов, вскидывая над головой шпагу. — За мной! Шагом! Ать! Два!
И муштра сделала своё. Батальон, как один человек, сделал шаг вслед за командиром. Затем ещё один. И ещё. И вот уже первая шеренга стоит вплотную к борту.
— Вы можете видеть, — сообщил нам капитан-лейтенант, — выемки под мушкеты.
— Какой смысл обстреливать друг друга? — спросил штабс-капитан Антоненко. — С расстояния до ста пятидесяти футов стрелять смысла нет, в человека не попасть. А уж когда он укрыт бортом корабля почти весь, бить нужно практически в упор, и всё равно шансов попасть почти нет.
— Именно, — согласился капитан-лейтенант. — Обстрел с больших расстояний ведут стрелки из экипажа нашего дирижабля, а задача линейной пехоты, в вашем лице, противостоять абордажу и поддерживать нашу ландунгс-команду.
Надо же, вспомнили о команде подпоручика Булатникова! А в кают-компании о них что-то ни слова не сказали.
— Выходит, и этот борт убирается, — сказал с нотками истерики какой-то совсем молодой прапорщик из 3-ей роты.
— Да, — не стал отрицать капитан-лейтенант, — но сейчас он закреплён на совесть. Сам по себе не откинется.
И сколько же в голосе этого офицера яду, укрытого в сладком вине вежливости. Не удивлюсь, если ему сегодня же прийдёт несколько десятков вызовов. Я слать не стану и «Гастинн-Ренетты» не дам. Очень уж хорошо мне в память врезались слова моего денщика.
За пистолетами приходили трижды, и трижды я отказывал. Четвёртым мне нанёс визит майор Губанов.
— Без чинов, — сказал он, садясь на мою койку. — Привет, старина! — тут же вскочил и кинулся обнимать моего денщика, совершенно засмущавшегося от настолько неуставных отношений. — Привет! Привет! Да не бурчи ты, старый пень! Ты ж меня с прапорщиков знаешь! И заладил «господин майор, господин майор»…
— Значит, ты, Серёжа, при себе оставил Жильцова, — продолжил майор, когда вконец засмущавшийся бывший фельдфебель ушёл из каюты. — Спасибо тебе за это! От всей души. Как человек говорю, не как командир. И ещё одно спасибо, за то, что никому пистоли свои не дал. Нам завтра с самого утра драться с британцами. И не в поле, как привыкли, а на палубе дирижабля. Я вот воюю не один год, а ни разу ещё не сражался в воздухе. Сам не понимаю, как это, как командовать, что делать, что нас всех ждёт. — Он помолчал минуту, понимая, что снова слишком расслабился и наговорил мне лишнего. — Никаких дуэлей перед боем быть не должно. Дворянская честь, дворянской честью, но терять офицеров нельзя и в мирное время, а во время войны тем более.
Он поднялся и кивнул мне, сказав на прощание:
— Рад, что не ошибся, когда подписывал приказ о твоём повышении в звании и должности. Завтра всем нам будет проверка. Большая проверка, Серёжа.
Глава 7, В которой герой узнаёт, какое оно, небо над Трафальгаром
Утро 21-го октября выдалось на удивление солнечным и ясным, особенно для середины осени. Когда нас построили на стрелковой палубе, вражеские дирижабли и дредноуты уже можно было разглядеть в зрительную трубу. Правда, выглядели они пока не больше ячменных зёрнышек, однако я лично ничуть не обольщался на этот счёт. «Зёрнышки» росли, прорастая жерлами пушек, покрываясь бронёй, щерясь мушкетными стволами.