Наука побеждать
Шрифт:
Интересные порядки у этих герильясов. Очень интересные.
Я поднялся по лестнице на второй этаж и вошёл в большой зал без дверей, где за длинным столом сидел генерал Кастаньос. Он был смугл до чрезвычайности, а из-за исключительно чёрных волос казался небритым, хотя, скорее всего, бывалый военный ежедневно скоблил лицо. На нём был белый генеральский мундир с несколькими орденами королевской Испании, на поясе — шпага, отнюдь не парадная, а вполне боевая. В этот момент генерал Кастаньос работал с картой или делал вид, что работает, ибо углы её прижимали к столу кружка,
— Parlez-vous franГais? — спросил он у меня. — O espaЯol? Deutsch?
— FranГais, — ответил я, — und deutsch.
— Я учился военному делу в Пруссии, — сказал мне Кастаньос на немецком, — и лучше владею этим языком. Позвольте представиться. Франсиско Хавьер Кастаньос-и-Арагонес — генерал Испанского королевства. В прошлом. Ныне лидер банды сброда, именующей себя герильясами.
— Сергей Васильевич Суворов — поручик Полоцкого пехотного полка, — представился я. — Разрешите облачиться в мундир?
— Валяйте, — махнул мне Кастаньос. — Как облачитесь, расскажите мне, поручик Суворов, каким образом вы оказались столь далёко от своей холодной родины?
Я быстро размотал мундир, отойдя на несколько шагов от генеральского стола, встряхнул его и надел. Обмотав талию шарфом, изрядно пострадавшим во время моего морского путешествия, я встал по стойке «смирно» и короткими чеканными фразами доложил обо всём испанскому генералу.
— История, — усмехнулся Кастаньос. — Нарочно не придумаешь. Ты что так на еду косишься? Голодный? — Я промолчал, однако взгляд мой был куда красноречивее слов, и генерал махнул мне. — Садись. Я не голоден, а роняющий слюни офицер — самое жалкое зрелище, какое может быть.
Я присел за стол, пододвинув к себе миску с едой. Кастаньос сам подал мне деревянную вилку, и я с удовольствием принялся за еду. О Боже, Господи Боже Всемогущий! Никогда не знал, что самые простые овощи в оливковом масле могут быть такими вкусными. Утолив голод, я отодвинул миску и поблагодарил генерала.
— Ешь ты хорошо, — с усмешкой сказал мне на это Кастаньос, — и язык у тебя подвешен, да и удачлив ты, парень, как сто чертей, прости меня Господи. Остаться в живых после того, как неудачно сыграл из дредноута в десантной шлюпке в море… И по-французски говоришь. Ты можешь мне пригодиться.
— Для какой, позвольте спросить, цели? — поинтересовался я.
— Мне нужны люди для налётов на деревни возле Уэльвы, — ответил Кастаньос. — Вернее, людей-то у меня хватает, а вот офицеров — мало. Ты был поручиком, лейтенантом, если по-нашему, а дам тебе роту французских головорезов. Мне нужно, чтобы вы устроили паладинам и французам, засевшим в Уэльве, вторую Вандею.
Меня словно пружиной подбросило. Я вновь встал по стойке «смирно» и отчеканил:
— Шуаном не стану и c Ecorcheurs Жехорса соперничать в жестокости не намерен!
— Тогда я тебя более не задерживаю, — отмахнулся Кастаньос.
Я махнул рукой, однако пальцы прикладывать было некуда. Тяжёлый кивер я скинул, когда плавал в море, в отличие от сапог. Но не успел я развернуться, как по отмашке генерала сзади на меня кинулся здоровенный детина в чёрном мундире с длинным
Когда-то, когда мама была жива, а в нашей семье ещё водились деньги, отец выписал мне учителя рукопашного боя. Тощего коротышку-китайца, в незапамятные времена осевшего в нашем городе. Уроки его мне особенно нравились, а ещё больше нравилось мне лупцевать, пользуясь полученными знаниями, моих врагов в гимназии. Не раз ещё мне пришлось воспользоваться наукой старого китайца, пригодилась она и сейчас.
Тело сработало само. Раньше, чем разум успел осознать наличие опасности. Я перехватил запястье черномундирника, вывернул из пальцев нож и, используя его собственные вес и силу удара, бросил его на стол. Миска с остатками овощей полетела прямо в генерала Кастаньоса, брызги оливкового масла попали на белоснежный мундир. Я занёс нож над грудью поверженного в единый миг врага.
— Давай же, парень, — совершенно невозмутимо произнёс Кастаньос. — Прикончи его.
— И доказать тем самым, что я именно тот, кто вам нужен, генерал, — покачал головой я. — Никак нет.
Я отпустил руку малость ошалевшего парня и вернул ему нож. Тот слез со стола, долго смотрел на меня, а затем скрылся в той же нише, закрытой занавеской, откуда выскочил.
— Теперь я окончательно уверился в том, — сказал мне генерал Кастаньос, — что именно тот человек, что мне нужен.
— Быть может, вы всё же объясните мне, генерал, — спросил я у Кастаньоса, — чего от меня хотите?
— Ты, парень, лучше всего подходишь для одного поручения, — ответил тот. — Думаю, паладины в Уэльве и их французские друзья вполне созрели для моего предложения. — Генерал встал и подошёл к большому бюро, установленному в углу зала, вынул из него запечатанный сургучом конверт и передал мне. — Это моё письменное предложение лорду Томазо — главному паладину Уэльвы.
— И в чём оно состоит, если не секрет? — поинтересовался я, забирая конверт и пряча его в карман.
— Если они хотят жрать, — неожиданно грубо сказал Кастаньос, — то пускай проваливают из Уэльвы. И лягушатников с собой забирают. Отныне Уэльва и окрестности выходят из-под власти Жозефа Бонапарта.
— Что за ерунда? — не сдержался я. — Жозеф же растопчет вас!
— Не успеет, — покачал головой Кастаньос, которого ничуть не смутила моя дерзость. — Это будет первым ударом по Бонапарту. Первый толчок колосса. Все должны понять, что ноги у него глиняные.
— И к чему это приведёт? — спросил я. — К новой гражданской войне, — сам же и ответил, — новой крови.
— Именно! — воскликнул Кастаньос. — Именно к новой крови! Я солдат и живу войной. Также и сброд, которым я командую. Сидя здесь, на годоевом подворье, они киснут и разбалтываются всё больше, а удерживать их в узде армейскими методами нельзя. Тут солдат-то меньше половины — да и те бежали от армейской жизни — остальные же просто разбойники, прибившиеся к нам из-за страха перед Ecorcheurs Жехорса. Не будет войны — они или разбегутся или начнут учинять больше безобразий, нежели стерпят крестьяне. И тогда нас даже авторитет Годоя не спасёт. Поднимут нас на вилы — и вся недолга.