Наука умирать
Шрифт:
— Пришёл ночью наш разъезд — 8 казаков. Вот в этот дом. Хозяйка приняла, блинами накормила, а сынка на тот конец хутора к комиссарам послала. Вот эти... их мать, пришли, окружили, захватили и порубили шашками. Мученическую смерть приняли наши братья. Баба-то уже там лежит в канаве.
— Как узнали? — спросил Мушкаев.
Только теперь он понял, что тёмная куча, выглядывающая краем из канавы, — это труп женщины.
— Следующий разъезд я вёл, — рассказал сотник. — По-хитрому. Как знали — зашли в этот же дом. А в разъезд я приказал идти без погон, и бабе этой сказали, что
Эти пленные почти не кричали, не молили о пощаде. Только Самошкин выл по-собачьи до самой пули, которую послал ему в сердце Мушкаев, — за его выстрелом внимательно наблюдал капитан Бахманов.
Марков слышал резкую трескотню винтовок за спиной. Когда расстреливают, звук выстрела совсем другой, не тот, что в бою, а холодно-жестокий, палачевский. Но его офицеры — не палачи. Они убивают тех, кто завтра убил бы их.
Подъехал к дому, возле которого стояла охрана и толпились солдаты-кубанцы и офицеры, — здесь штаб командира полка генерала Боровского. Тот сидел в горнице с открытыми окнами, за которыми — тёплое небо с весёлыми облачками. Стол завален картами. Вокруг — штабные офицеры. У него большой штаб, не тот, что был, когда Марков командовал полком. Вернее, тогда вообще не было штаба — только Степаныч да Гаврилыч. В такой войне чужие советы не нужны. Иди сам — и всё увидишь, всё правильно решишь.
— Выбираете, какая подходит для дальнейшего похода? — спросил Марков, кивнув на стол с картами. — Поняли, куда идём?
— Поняли, Сергей Леонидович. Вот штабные и склеивают.
— Знакомые места. Лежанка, Егорлыцкая... Отсюда начинали.
— Помню вашу замечательную атаку под Лежанкой — ровным шагом, без выстрела с винтовками наперевес...
— Вспоминать рано, Александр Александрович. Надо продолжать. Не то что до Москвы — до Дона ещё далеко. Чтобы скорее ваш штаб подклеил карту с Доном, отдыхать сегодня не будем. Готовьте полк к маршу. Направление: станица Плоская—Лежанка. Я еду к кубанцам.
Боровский вышел проводить.
— Отойдёмте в сторонку, к огородам, — предложил Марков. — Не секрет, но тема сложная. Сегодня ваши офицеры расстреляли пленных, а на военном совете Антон Иванович предложил по-новому действовать. Вы объявляли офицерам?
— Конечно, объявил, Сергей Леонидович. Как сказал командующий, так и объявил. А он сказал... Не очень ясно. Лавр Георгиевич, помните, прямо заявил: «Пленных не брать, я отвечаю перед Богом и людьми». А сейчас... Тех, кто раскаялся искренне... А как узнать, искренне или нет?
— Так же проще, Александр Александрович.
— Кому проще?
— Тому, кто теперь ни перед Богом, ни перед людьми не отвечает. Отвечать будем мы с вами.
Возникла где-то совсем близко песня. Задумчивая, протяжная, печальная. Замолчали галдевшие у штаба люди. Слушали.
— Это из моего конвоя донской казак, — сказал Боровский. — Они же на Дону песни не поют, а играют.
Не для меня весна придёт, Не для меня Дон разольё-ётся, И сердце девичье забьё-ётся — Така-ая жизнь не для меня-а. А для меня опя-ать война-а...ПОСЛЕДНИЙ МАЙ
В Лежанке оставили 1-ю бригаду, конников генерала Покровского и весь лазарет. Остальная часть армии двинулась дальше — к Егорлыцкой, к Дону. Кавалеристы Покровского создали завесу из конных разъездов и о появлении красных узнали задолго до их приближения к селу. Генерала Маркова вестовые нашли утром в «обозном» конце села. Он с Тимановским и ординарцами проверял размещение раненых. Разговаривал с Родичевым, расположившись на солнышке возле хаты с флагом красного креста над крыльцом. Тот говорил о трудностях с продуктами для раненых — интенданты по приказу Деникина заготавливают продовольствие только для боевых частей, а раненых должны кормить хозяева домов, где располагается лазарет.
— Так они, ...ые интенданты, и нам ничего не дают, Гаврилыч. Куда всё уходит? Неужели сами съедают?
— Столько им не съесть, Сергей Леонидович. На днях в Плоской в пустой хате мы нашли несколько бочонков, и сметана, и кувшины с молоком... Закрыто на замок, и никто так и не сказал, чьё это, для кого приготовлено. Тот капитан верхом — один из них.
Капитан в отличной гимнастёрке, в корниловской черно-красной фуражке с чёрно-серебряными погонами Генштаба, с маузером и кавказским кинжалом на поясе коротким галопом скакал по дороге, не замечая генерала.
— Ко мне его! — приказал Марков.
Капитан спешился, аккуратно набросил повод на столбик изгороди, подошёл к генералу, спокойно доложил, что он — командир особого интендантского боевого отряда Гилленшмидт.
— Родственник?
— Генерал Гилленшмидт — мой родной дядя.
— Ваш родной дядя, так его... бросил армию и бежал неизвестно куда, — повысил голос Марков. — А вы здесь, в обозе, прячетесь и морите голодом раненых!
— Ваше превосходительство, согласно приказу его превосходительства командующего...
— Отставить. Здесь я отдаю приказы! Найти все спрятанные продукты и передать подпоручику Родичеву для раненых. После этого явитесь в распоряжение командира Офицерского полка генерала Боровского для прохождения боевой службы.
— Ваше превосходительство, но я...
— Отставить! Выполняйте. Кругом! Шагом марш!
Посмотрел вслед удаляющемуся капитану. Родичев объяснил, что в обозе таких человек пятьдесят, — они не переносят выстрелов и могут находиться только в тылу.
— Всех разгоню, — пообещал Марков.
— Не удастся, Сергей Леонидович. У них покровители.
На противоположной стороне улицы стояла девушка в цветастом платье, в светлом платочке, прикрывавшем непослушные каштановые волосы. Наверное, интересно ей было рассматривать генерала.
— Шурочка уехала? — спросил Марков.
— Вместе со 2-й бригадой. Спешит, чтобы скорее оказаться поближе к Новочеркасску.
Оказывается, молодая казачка не ради любопытства стояла — подошла к военным, преодолевая стеснение, спросила: