Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
Фру Мюггерюд задумалась.
– По–моему, она дружила со Стиной… Как же ее фамилия? Стина… Стина… А, вспомнила! Ёргенсен! – с торжеством произнесла она. – Стина Ёргенсен. Она работала у нас недолго. Уволилась вскоре после Маргит. Но почему вас это интересует? Маргит совершила какое–нибудь преступление?
Они предвидели этот вопрос.
– Об этом нам ничего не известно, – ответил Рудольф.
Фру Мюггерюд была разочарована.
– А почему же вас интересует ее прошлое?
– Наша работа
Через полчаса фру Мюггерюд, обманутая в своих лучших чувствах, покинула кабинет Албректсена.
– Карстен, поручи Харалдсену найти и допросить эту Стину Ёргенсен, – распорядился Албректсен. – Фру Мюггерюд так ненавидит Маргит, что ее показания нельзя принимать всерьез.
– Даже спустя столько лет! – Карстен покачал головой.
– Вот именно! Если бы это было не так давно, нам было бы намного легче работать! – посетовал Рудольф. – Если нам удастся найти Стину Ёргенсен, может, мы и узнаем от нее кое–что новое. Женщины любят делиться с подругами своими тайнами.
Позвонил доктор My.
– Харри Халворсен умер от внутривенного вливания павулона, – сообщил он. – Этот препарат действует наподобие яда кураре. Он имеется только у анестезиологов. Я выяснял в больнице «Уллевол»: у них этот препарат хранится под замком. А вот за границей его иногда хранят в незапертых шкафах и холодильниках.
Албректсен, Рудольф и Карстен долго молча глядели друг на друга.
В назначенное время пришла фру Лоне. Она ничего не добавила к тому, что уже сказала.
И фру Бакке тоже.
В ту же субботу, в два часа дня, Фрида Дален вручила им аккуратно отпечатанный список лиц, отмеченных в телефонной книге Бранда. Албректсен, Рудольф и Карстен внимательно прочли все фамилии, но ни одна из них не была им знакома. Один экземпляр списка отправили в картотеку, другой – Ларсвеену, начальнику отдела наркотиков.
– Я съезжу к Лиллиан Бек, – сказал Рудольф. – По–моему, она рассказала нам еще не все. Потом заеду в Берумскую больницу. А уже после этого – домой.
Дверь открыл Уле.
– Опять вы? – воскликнул он, узнав Рудольфа. – Может, уже хватит? Нам с Лиллиан больше нечего сообщить вам.
– Позвольте мне хотя бы войти, – добродушно сказал Рудольф.
Уле неохотно посторонился, пропуская Рудольфа в прихожую.
– Сестра просто убита этой историей с отцом, – сказал он.
Лиллиан сидела в гостиной с нераскрытой книгой в руках.
– Я больше не могу, – пожаловалась она. – Ради бога, давай отложим разговор до понедельника! – Она с мольбой посмотрела на Рудольфа.
– Будто я такой уж мучитель! – сказал Рудольф. – Но мне надо получить ответ на несколько вопросов. Во–первых… – Он посмотрел на Лиллиан, которая ответила ему невидящим взглядом. – Что означало твое вчерашнее восклицание «Этого не может быть!»? Что ты имела в виду? Ведь не то, что твой отец поддался на вымогательства?
– Я уже все сказала.
– Допустим. Второй вопрос тоже к тебе. Скажи, когда ты узнала, что у твоего отца есть в Италии внебрачные дети?
– Я уже все сказала.
– Ладно, вернемся к нашему делу.
– Так ты знала об этом? – Уле был поражен.
Лиллиан сделала вид, будто не слыхала его вопроса.
– Мне необходим адрес вашей матери в Канаде, – сказал Рудольф.
– Я уже все сказала.
– Не надо повторяться.
– У меня нет адреса матери, – твердо заявил Уле. – Я уверен, что у Лиллиан его тоже нет.
– Очень жаль. Боюсь, мне придется попросить у вас ее фотографию, чтобы мы могли разыскать ее по нашим каналам.
– Но ведь мама не имеет к этому никакого отношения! Она наконец–то счастлива! – Губы у Лиллиан задрожали. – Умоляю, не трогайте ее!
Казалось, еще немного, и Лиллиан не выдержит. Уле был в ярости.
– Скорей всего, мы даже не воспользуемся этой фотографией, – уже мягче сказал Рудольф. – В понедельник я свяжусь с полицией Оттавы и попрошу найти адрес фру Бек через ее банк. Канадская полиция, конечно, попросит у нас фотографию, но…
– У нас не сохранилось ни одной маминой фотографии, – перебила его Лиллиан.
– Я вынужден просить вас обоих дать официальные показания. – Рудольф начал терять терпение. – Вы можете отказаться дать показания полиции, но на суде вам придется ответить на эти вопросы.
– На суде? – Ничего не понимая, Уле уставился на него. – На каком суде?
Лиллиан неожиданно разрыдалась.
– Не надо! Не плачь! – Уле положил руку ей на плечо и метнул на Рудольфа гневный взгляд.
Лиллиан стряхнула с себя его руку.
– Уле, мне надо поговорить с инспектором Нильсеном наедине! – Она всхлипнула.
Ей пришлось трижды повторить свою просьбу, прежде чем Уле нехотя покинул гостиную.
– Мама не в Канаде, – угрюмо сказала Лиллиан, когда они с Рудольфом остались вдвоем. – Но об этом никто не знает: ни отец, ни Уле, ни Ронемы – никто. Она содержится в частной клинике под Бергеном. Дорогая частная клиника для людей, страдающих алкоголизмом и неврозами. Это отец довел ее до такого состояния. Единственное, чего я хочу, чтобы ни отец, ни Уле, вообще ни один человек из тех, кто знал ее красивой, умной и веселой, не увидел, во что она превратилась теперь. Я навещаю ее, когда у меня бывает такая возможность, но об этом никто не догадывается. Иногда она меня узнает. А иногда принимает за свою мать, за врача или за подругу, которая давным–давно умерла.