Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
В это мгновение Роар показался мне совсем взрослым. И я размышлял, следует ли задавать ему вопрос, который давно вертелся у меня на языке. Нынешние дети знают и понимают гораздо больше, чем мы предполагаем.
– А твой отец?
Я заметил, как глаза мальчика расширились.
– Он… с нами не живет. Он ушел от нас. Мама говорит, что… он нашел себе другую женщину и у нее свои дети, двое детей. И мама говорит, что папа плохой и я должен о нем забыть.
Лица Томаса и Беаты проплыли у меня перед глазами.
– Слушай, давай я отвезу тебя домой, – поторопился предложить я, – а там подумаем, как отыскать
Натянув плащ, я огляделся. Не оставив заметного следа, заканчивался еще один день моей жизни.
– А вы не возьмете с собой пистолет?
Я глянул на Роара.
– Пистолет?
– Да.
– У меня нет его.
– Нет? А я думал…
– Так это только в кино или по телевизору показывают, а в жизни все иначе.
– Понятно…
Мальчик был разочарован полностью.
Мы вышли, и, пока я запирал дверь, в кабинете зазвонил телефон. Мгновение я думал, стоит ли возвращаться, но решил, что, скорее всего, звонит человек, у которого пропала кошка, да я все равно не успею снять трубку. К тому же у меня аллергия на кошек. Я решил не отвечать.
Нам повезло: была та счастливая неделя месяца, когда лифт работал исправно. Когда мы спускались, я спросил, кто такой Джокер.
Мальчик серьезно посмотрел на меня и глухо произнес:
– Он плохой.
И пока мы не сели в машину, я ни о чем его больше не спрашивал.
2
На улице похолодало. Мороз в предсмертной схватке вцепился в побледневшее небо, и пьянящий утренний аромат бесследно исчез. В глазах прохожих больше не светилась весна, в них отражались серые будни, полные тревог и забот. Зима одолела весну и испортила людям настроение.
Моя машина на платной стоянке на Торнплас выглядела совершенно невинно, хотя оплаченное время давно истекло.
Мой маленький клиент изредка поглядывал на меня, как всякий восьмилетний мальчуган поглядывает на своего отца, когда они вдвоем выбираются на прогулку. Разница заключалась в том, что я не был его отцом, да и вообще так поглядывать на меня было не за что. Я был всего–навсего сыщиком, на четвертом десятке – без жены, без детей, без друзей и иных привязанностей. Я мог бы иметь успех в каком–нибудь «Клубе одиноких», но даже туда меня не приглашали.
Все, чем я владел, был автомобиль, переживший очередную зиму и готовившийся встретить свою восьмую весну. Он служил мне верой и правдой, хотя иногда, особенно в плохую погоду, у него барахлило зажигание. Мы уселись и, немного повоевав с зажиганием, двинулись в путь. Роар заметил, как я про себя проклинаю мотор. Надо признаться, что я вполне овладел этим искусством и редко ругаюсь вслух, тем более в присутствии женщин и детей. Может, именно потому никто меня не любит.
На самой середине моста через Пуддефьорд мы оказались в пробке. Было похоже, что мы остановились на изгибе радуги. Справа, между светло–серым небом и темно–серой водой, виднелся остров Аск, и мерцавшие на его склонах вечерние огни были похожи на сигналы бедствия. Слева от нас, в заливе Викен, возвышался скелет того, что когда–нибудь – с божьей помощью и с помощью кораблестроителей – должно стать судном. Огромный кран угрожающе раскачивался над скелетом, как доисторический птеродактиль над тушей мертвого динозавра, готовый поудобней примоститься, чтобы клевать мертвечину. Был как раз такой вечер в конце зимы, когда, куда ни повернись, во всем ощущается смерть.
– Теперь расскажи мне о своем велосипеде, о маме и о Джокере с компанией. И скажи, что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал.
Я глянул на Роара и ободряюще улыбнулся. Он попытался улыбнуться в ответ, и я должен признаться, что не видел, пожалуй, ничего более душераздирающего, чем попытка ребенка улыбнуться, когда он не может этого сделать. Я понял, что мальчику предстоит поведать мне непростую историю.
– На прошлой неделе они забрали велосипед у Петера, – начал Роар. – У него тоже нет папы.
– Правда?
Поток автомашин медленно двинулся вперед. Я машинально следил за тормозными сигналами впереди идущих машин.
– Джокер всегда ходит со своей компанией. У них есть небольшой домик в лесу на горе за нашими домами.
– Домик?
– Да, но это не они его построили, кто–то построил, а Джокер и его компания всех оттуда выгнали, и теперь все боятся в этот домик заходить. Но вот…
Мы ехали по Лаксевогу. Направо, по другую сторону Пуддефьорда, похожий на собачью лапу, вытянулся в заливе полуостров Нурднес.
– Да, и что? – спросил я.
– Мы, конечно, слышали о том, что они там проделывали. Они ловили девчонок постарше и тащили в домик, ну и все такое… Но это были девчонки, а не мамы. А когда они украли велосипед у Петера, его мама пошла туда, чтобы забрать велосипед, и она… она не вернулась.
– Как? Совсем не вернулась?
– Нет. Петер, Ханс и я – мы ждали ее больше двух часов, а потом Петер заплакал и сказал, теперь, мол, ясно, что они убили его маму, а отец ушел в море и больше никогда не вернется…
– Чего же вы не позвали на помощь взрослых?
– А кого? Ни у Петера, ни у Ханса, ни у меня нет папы. Наш дворник и полицейский Хауге только и знают, что кричат на нас и прогоняют. А руководитель молодежного клуба в нашем доме твердит одно: приходите к нам, будем играть в «людо» [1] . Дурак он. Но потом мама Петера вернулась из леса с велосипедом, а одежда на ней была вся грязная и изорванная, и она плакала. Все это видели. Позади шел Джокер со своей компанией, они орали и хохотали, а когда увидели нас, то закричали – так, чтобы слышали и мама Петера, и все, – что, если мама Петера пожалуется кому–нибудь, они расправятся с Петером.
1
Настольная игра для детей и подростков. – Здесь и далее примечания переводчиков.
– Этим все и кончилось?
– Да, ведь никто не станет связываться с Джокером. Как–то отец одной девочки встретил Джокера у магазина, прижал его к стенке и сказал, что, если они не прекратят безобразий, он так отделает самого Джокера, что тот на ногах стоять не сможет.
– Ну?
– Однажды поздно вечером, когда этот человек возвращался с работы, компания подстерегла его около дома. Они избили его так, что он две недели пролежал в постели, а когда поправился, вся семья переехала на другую квартиру. С тех пор все боятся…