Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
Двое молодых парней вошли в парилку. Они украдкой взглянули на Люсне и расположились на нижней полке в дальнем углу. Люсне проводил их тяжелым взглядом. Но взгляд этот явно предназначался не им: что–то из далекого–далекого прошлого стояло в этот миг перед его глазами.
– А твоя жена? Какое место она занимает в твоей жизни?
Он поглядел на меня непонимающе.
– Моя жена? Она обязана принимать меня таким, какой я есть. Я обеспечиваю ее и, когда ей хочется, сплю с ней – бог свидетель, это бывает нечасто. Я полагаю, что есть определенные причины, объясняющие, почему такие мужчины,
Я кивнул.
– Наверное, так.
– Но Венке… она была изумительна. – Он заговорил тише. – Если она когда–нибудь вернется… Я тебе признаюсь… – Он вдруг глянул мне прямо в глаза. – Помоги ей выйти оттуда, Веум. Сделай это для меня.
– Мы собирались поплавать, – поднялся я.
– Да? – Он тоже встал. – Пошли. Мы уже хорошо попотели.
Переодевшись в плавки, мы вышли из парилки.
– Ты когда–нибудь встречался с Юнасом Андресеном? – спросил я.
– Да, пару раз. Он заезжал как–то за Венке на работу; поскольку у нас была договоренность, я достал для них несколько бутылок, – Люсне подмигнул мне, – но все было по–деловому, Веум, без всяких там… Мне он вообще–то понравился. Но он был слабак. Думаю, что он не мог бы пробежать и двадцати метров, он бы умер.
– Он и так умер, – сказал я.
– Да. Но не оттого, что бегал.
Мы плавали по краю бассейна вперед и назад. Сначала в полном молчании. После парилки первый прыжок в воду показался прыжком в нагретый воздух. Ощущения, что ты находишься в воде, не было. Но уже после нескольких заплывов начало покалывать под кожей, осязание возвращалось и появилась бодрость.
Вода была зеленоватой, а воздух тяжелым от хлорки:
Люсне плыл рядом со мной, иногда он обгонял меня и потом ждал, когда я доплыву.
– Вот мы говорили с тобой, разводиться или нет, – начал он. – У меня есть приятельница, очень хорошая моя приятельница вот уже шесть лет. Шесть добрых, долгих лет. Она сама была замужем, и я женат, и никогда ни один из нас не заговаривал о том, что нам обоим надо развестись и жить как муж и жена. Я опять повторяю: какой в этом смысл, если нам и так хорошо. Когда ты женишься, тебе приходится говорить с женой о повседневных заботах, будничных делах и проблемах, ты каждый день видишь перед собой уставшую морду – и утром, и днем, и вечером. А мы с ней… Мы встречались раз в две недели, иногда чаще, иногда реже, но нам всегда было хорошо. Так вот и продолжалось до тех пор, пока она не развелась; она вышла за другого, и они уехали в другой город.
– Значит, вы с ней снимали пенки с повседневной жизни? Сортировали дни и лучшие приберегали для себя?
– Пожалуй, так.
Мы еще поплавали.
– Твои услуги, которые ты оказываешь людям, эти бутылки… ты неплохо на них зарабатываешь?
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, это не для меня. Это просто дружеские услуги. Я достаю спиртное только для друзей, для тех, кому я симпатизирую. Вот Венке, например. И себе, конечно.
– Мне кажется, что ты очень любишь себя.
– Да? – Он вроде поразмыслил над этим, потом улыбнулся широкой улыбкой – он нашел правильный ответ. – Да! – подтвердил он.
– Но ты ведь берешь за это деньги?
– Ровно столько, сколько это стоит мне самому. Я делаю это не ради коммерции. Другие, конечно, на этом зарабатывают, но не я. Деньги – не самый главный интерес моей жизни.
– Конечно, нет. Я догадываюсь, что для тебя главное.
Он улыбнулся так, будто я сказал сальность.
– Думаешь, женщины?
– Нет, – ответил я и несколькими сильными гребками обогнал его. Он не отстал.
– Главный интерес твоей жизни – твоя собственная персона, – сказал я, – а женщин ты просто используешь как зеркало, в котором отражается твое крепкое тело. Ты используешь их, чтобы снова и снова убедиться, что ты мужественный, сильный и еще в состоянии… Это старая добрая система стакана воды. Для тебя, Люсне, женщина не больше чем пакет из–под молока: ты его просто выбрасываешь, и тебе все равно, куда он упадет. Тебя не интересует, сломается он или разорвется. Может оказаться, что одну из твоих женщин вдруг найдут стоящей над трупом с ножом в руке…
– Ты хочешь сказать, что я…
– Я ничего не хочу сказать. Я имею в виду то, что я говорю. Тебя интересует лишь твоя собственная персона. Точка. Через несколько лет тебе придется умолять своих женщин убедить тебя в том, что ты все еще привлекателен. Оглядись кругом – в жизни есть много, чем можно заняться мужчине.
Он послушно с застывшим выражением лица огляделся.
– Ты полагаешь, что я должен…
Он озабоченно следил глазами за молодыми ребятами, быстро плавающими в бассейне: молодые мужчины, молодые тела в узких маленьких плавках.
Мы были у края бассейна, и я вылезал из воды. Он лежал на воде у лесенки.
– Это же смешно, Веум. – Он подошел к лесенке. Кулаки его были сжаты. – Я бы показал тебе, если бы не столько народу…
Я неотрывно смотрел ему прямо в глаза.
– Ну попробуй, толстяк, – сказал я.
Его взгляд и руки опустились на живот.
– Ты считаешь, что я располнел?
– Не имею понятия, – сухо ответил я. – Я никогда не видел тебя раньше. Спасибо за наставления. Я подумаю над советами, которые ты мне дал, если когда–нибудь вновь женюсь.
Последние слова я произнес так тихо, что сам едва расслышал. Я повернулся и пошел в раздевалку. Люсне не последовал за мной, и я спокойно оделся, положил костюм, который он мне дал, рядом с его и вышел на улицу. Дорога к воротам шла на подъем со многими поворотами. Я пошел быстро – не потому, что хотел нагрузить себя еще, просто мне нужно было от чего–то отделаться.
Я шел и думал: неверность неверности рознь. Есть неверность типа Юнаса Андресена, и есть неверность типа Рикарда Люсне, и есть, наверное, много других видов. Первая была для меня более приемлемой, чем вторая. Цена второй была не больше чем плевок против ветра. Ничего общего с любовью она не имела. Это была своего рода гимнастика, настольная игра, цель которой – как можно скорее набрать тысячу очков, а с кем ты в нее играл, не имело значения, и, с чем оставались твои партнеры, тебе было неинтересно. Такая игра могла стать причиной чьей–то смерти. Кто–то мог остаться лежать на боку, истекая кровью, но это тебя не касалось, это было не твое дело, об этом должны были позаботиться другие.