Навеки твоя
Шрифт:
– Вы невероятно добры ко мне, сир, – ответила Франсин, мысленно молясь, чтобы король не заметил, как дрожит ее голос. – Однако я и сама могу позаботиться о себе.
Она спокойно встретила наглый, дерзкий взгляд шотландца, давая ему понять, что уловила скрытый смысл его слов, но совершенно не боится. Если он решил, что и ее, как какую-нибудь глупую, впечатлительную девицу, можно подчинить своей воле с помощью волшебства, то пусть знает, что сделать это будет ох как непросто.
Если Франсин сразу догадалась о его намерениях, то король, похоже, ничего не понял. Вместо того чтобы разоблачить злой умысел шотландца, он снова обратил свое внимание на фрейлину. Положив
– Многие из наших прекрасных дам останутся в Шотландии с принцессой Маргарет. Однако мы хотим, чтобы вы, дорогой друг, вернулись к нашему двору сразу после свадебной церемонии. Мы будем считать дни до вашего возвращения.
Улыбнувшись в ответ, Франсин присела в глубоком реверансе.
– Я тоже, ваше величество, – ответила она.
Зимой, после того как умер муж Франсин, Генрих и его супруга королева проявили искреннюю заботу о ней. Матиас Гренвилль был министром иностранных дел Англии. Из всех членов Тайного совета больше всего король уважал и ценил именно его. Вскоре во время родов умерла Елизавета Йоркская, а случилось это всего четыре месяца назад, и Франсин разделила безутешное горе своего сюзерена, так как искренне любила королеву за доброту и сердечность. Эти две смерти, не столь отдаленные по времени одна от другой, способствовали сближению монарха и вдовы старейшего из его государственных мужей-политиков. Между ними возникла некая духовная связь. Боль утраты, которую они понесли, была глубокой и неподдельной, так как оба они любили своих покойных супругов.
– Нам следует на время забыть о нашем горе и снять траурные одежды, чтобы показать всем, как безмерно рады мы тому, что наша маленькая принцесса выходит замуж, – продолжал король. – Думаю, что наша возлюбленная королева хотела бы, чтобы мы поступили именно так.
Опустив глаза, Франсин посмотрела на свое серое и унылое шерстяное платье. Все придворные, кроме нее, облачились в свои самые роскошные наряды. Господь свидетель, последние полгода она носит это уродливое вдовье одеяние не только в память о своем покойном супруге, но еще и для того, чтобы защитить себя.
Однако она не может пойти против воли короля, которую он так ясно выразил.
– Как прикажете, ваше величество, – спокойно ответила Франсин.
– Вот и замечательно! – радостно воскликнул король. – Мы надеемся, что на праздник, который состоится сегодня вечером, вы придете в своем самом красивом платье.
Лахлан с интересом наблюдал за трогательной сценой, которая разыгрывалась на глазах у всего английского двора. Генрих Тюдор еще ближе привлек к себе леди Уолсингхем и, по-дружески расцеловав ее в обе нежные щечки, отпустил.
Тысяча чертей!
Неужели они любовники?!
Генрих даже не пытался скрыть, что питает нежные чувства к молодой вдове. Она действительно настолько красива, что может снискать расположение монарха.
Черт возьми, разве за всю историю человечества была хотя бы одна женщина, которая осмелилась отвергнуть любовь короля?
Почувствовав, как больно сжалось сердце, он моментально взял себя в руки. В конце концов, какое ему дело до того, является ли прелестная графиня фавориткой Генриха или нет? Всем известно, что английские женщины обожают заводить амурные интрижки. Любой мужчина, у которого есть в голове хотя бы одна извилина, знает, что прелестные карие глазки запросто могут раньше времени свести в могилу одурманенного любовью простака.
Если выяснится, что леди Уолсингхем – любовница короля, то у Лахлана хватит ума поискать себе
Покидая свою любимую Шотландию, в которой ему так легко и спокойно жилось, Лахлан отлично понимал, что может вляпаться в какую-нибудь неприятность.
Появиться при английском дворе – это все равно что с завязанными глазами вступить в змеиное гнездо. А ему никогда не нравилось играть в жмурки. Даже в детстве.
Глава вторая
Свечи, а их было не меньше тысячи, заливали ярким светом банкетный зал дворца Колливестон. Во всем была видна любовь Тюдоров к роскоши: все вокруг блестело и сверкало. Находясь в дальнем конце комнаты, Лахлан Мак-Рат с восхищением и завистью разглядывал окружающее его великолепие.
– Если вся эта роскошь нужна Генриху для того, чтобы поражать приезжающих к нему иностранных послов, то, должен признать, ему это прекрасно удается, – прошептал он, обращаясь к Гиллескопу Керру, который сидел за столом возле него.
– Королевская роскошь – довольно важный атрибут, с помощью которого монарх может показать, насколько твердо он сидит на троне, – понизив голос, ответил граф Данбартон. – Генрих прекрасно понимает, что помпезная демонстрация богатства помогает подчеркнуть, что право управлять страной даровано ему Богом и власть он получил законным путем. Он не забыл об этом, даже когда выделял приданое своей дочери, проявив невиданную щедрость.
– И надо полагать, все прекрасные дамы королевства с удовольствием слушают рассказы о щедрости монарха, – сказал Лахлан.
– Наверное, – согласился Данбартон, едва заметно усмехнувшись.
Музыканты сидели на деревянной галерее, которая находилась под самым потолком и тянулась вдоль всего зала. Слушая льющиеся сверху нежные звуки лир, гитар и арф, гости непринужденно беседовали друг с другом.
За главным столом, стоявшим на возвышении, под золотым балдахином сидели Генрих Тюдор и его старшая дочь Маргарет, невеста короля Шотландии Джеймса. Рядом с юной принцессой, словно гора, восседала ее бабушка, леди Маргарет Бофорт, графиня Ричмонд.
Вблизи главного стола, за другим столом, между послами Франции и Испании сидела леди Франсин, вдовствующая графиня Уолсингхем.
С того места, где находился Лахлан, был довольно плохой обзор, и он не видел весь зал. Шотландец нахмурился, наблюдая за тем, как оба дипломата буквально из кожи вон лезут, стараясь привлечь внимание молодой вдовы. Черт возьми! В своих пышных блестящих одеждах они были похожи на двух попугаев.
Несмотря на то что по залу постоянно сновали слуги, мешая ему, Лахлан не мог оторвать глаз от леди Франсин, едва сдерживая свое восхищение. Исчезло бесформенное платье, которое было на ней утром. Теперь она облачилась в светло-лиловый наряд с туго зашнурованным белыми лентами корсажем. Ее тонкую талию подчеркивал пояс от атласной юбки, спадающей мягкими складками. В отличие от уродливого головного убора, из-под которого не видно было ни единого волоска, сейчас ажурная сетка, украшенная бриллиантами, кокетливо подмигивающими всем мужчинам, находившимся в зале, полностью открывала ее блестящие золотисто-каштановые волосы.