Наверху
Шрифт:
Один из углов укрепления был разрушен. Возле него, поминутно оглядываясь, копошились светлые фигуры, лишенные хитина. Двигаться без наружного скелета, тем более — поднимать камни им было нелегко, и работа продвигалась с черепашьей скоростью.
— Ну что, Новый? — остановил бывшего Священника Вожак. — Видишь наш собственный Город? Повторяю: он существует только для настоящих мужчин, и тебе предстоит доказать свое право в нем находиться. Ты — грамотный, а это уже нечто… Кстати, как тебе нравятся эти стены?
— Среди вас были историки, — уклончиво ответил
Укрепления, подобные этим, оттого и не прижились, что их рано или поздно разрушали хищники, соседние племена, а то и просто дожди (вода скапливалась за стенами и заливала нижние пещеры и норы).
— Среди нас много кто был — да не все остались, — смех и одобрительные жесты послужили дружным отзывом на эту несмешную шутку. — Так ты разбираешься в строительстве, Новый?
— Слабо, — признался Священник. — Единственное, что я действительно знаю из необходимых в таких условиях ремесел и умений — так это медицину.
— А медицина-то нам как раз и не нужна! — весело сообщил один из явных калек. — Кто не выжил — тот сам виноват. Этот мир не для слабаков!
— Тише, Рваный! — остановил его Вожак. — Иногда и медики бывают полезны… Нет, это просто забавно, что Новый был Священником, — прямо скажем, редкая птица! Да, Новый, забыл предупредить тебя: Простых у нас нет. Так что щупальцами придется поворочать.
Похоже, Вожак ожидал бурной реакции, да и не только он: двое из его компании предупредительно приняли боевые позы, — но Новый даже не был удивлен.
— Пятьсот периодов назад деление на три категории было слабо выражено, — вспомнил он слова Шеди. — Женщины принимали решение и сражались наравне с мужчинами, мужчины не брезговали работой, да и Простые порой показывали, что их ум не умер, а только дремлет. Каждый умеет делать что-то лучше, чем другие, но это не значит, что нужно себя ограничивать… Я готов работать.
— Ты гляди! — восхитился калека.
— А чего ты хочешь? — толкнул его беспалый. — Священники — они все не такие, как мы.
— Да врет он…
— И Историк об этом говорил…
Вожак взмахнул щупальцем — и все голоса сразу же стихли.
— Хорошо, Новый, что тебе не надо ничего объяснять… Кривая Нога, отведи его на стройку. Рваный, твоя очередь быть надсмотрщиком. Кривой, Трещина и Битый Панцирь — на поле… Эй, Новый, если докажешь свою старательность и честность, потом тоже будешь ходить за овощами. Пока мы тебя не знаем… Всем ясно? Потрошенный остается со мной, Разные Глаза — на кухню. Все. По местам. И еще раз напомните новичку, что лентяев и непослушных мы не любим. После каждого предупреждения следует наказание, после третьего — при малейшем ослушании — смерть. Приятной вам работки!
— Пошли, — Рваный несильно ударил щупальцем новичка — тот вздрогнул с непривычки, вызвав у окружающих новый приступ смеха.
Кривая Нога — один из самых «целых» изгнанников — поковылял вперед. Его ноги и в самом деле не отличались прямотой, хотя зажившие царапины на боку бросались в глаза гораздо больше.
— Ну, чего стал? — новый удар Рваного оказался чувствительней: Священник напрягся, но
«Да, вначале эти ребята показались мне не такими… Борьба за жизнь часто ожесточает души — мне надо все время помнить об этом. И не следует обижаться за их неуместное веселье. Я должен смириться с их правилами игры. Должен… Иначе я действительно немного стою. Будем считать, что я просто попал в прошлое — эта часть мира и впрямь находится будто бы вне времени…» — Эй, Новый… Ты чего молчишь? — снова подтолкнул его Рваный. — Расскажи что-нибудь… Ведь ты небось врал, говоря, что тебя осудили за государственную измену… Я в жизни не слышал, чтобы со Священниками такое случалось… Небось с бабой трахнулся, а потом замочил ее, чтоб скрыть следы, так? Расскажи, не стесняйся. Здесь мы все любим рассказчиков.
— Такого не было, — сдержанно ответил Священник. — Правительство объявило розыск, а я помог скрыться этому существу. Вот и все…
— Нет, это неинтересно, — замахал на него Рваный. — Ты бы что получше выдумал… Ну, пусть ты не убивал эту женщину — все равно расскажи… Чего тебе стоит? Я тогда дам тебе лишний перерыв в работе — с непривычки тебе будет довольно паршиво. Ну так что ты с ней сделал?
— Спрятал, — коротко ответил Новый. — Оставил у себя.
— А дальше? — щупальца Рваного задергались от нетерпения. — Что ты с ней делал? Как? Только давай с подробностями…
— Мне нечего рассказывать, — отрезал Священник. Почему-то после этих слов ему стало немного не по себе — он словно только сейчас осознал, что находится в зависимости от этого болтуна и тот может поступить с ним, как захочет.
— А если я прикажу? — уже угрожающе поинтересовался Рваный. — Ты слышал, что Вожак говорил о предупреждениях?
— Разве ваши законы могут заставить меня придумывать никому не нужную ложь? — громко спросил Новый и почувствовал, что по его беззащитной коже пробежали мурашки.
Нечто похожее он испытал в момент ареста, когда понял, что у его жизни и судьбы есть и другой хозяин — чужая прихоть. Не свободная воля, не Высшая — так, мелочные чувства отдельных личностей, порожденные порой темными пятнами их души. Но если их там хоть как-то ограничивали законы, то здесь…
Здесь было прошлое. Здесь была дикость.
— Я спрашиваю тебя последний раз! — в Рваном все сильнее закипало раздражение.
— Отстань от Нового. Он действительно не обязан, — раздался голос Кривой Ноги, все тем же неровным шагом ковылявшего впереди.
Рваный замолчал, и последние несколько метров они прошли молча.
— Смена пришла! — объявил Рваный, направляясь к другому самцу, тоже одетому в пучки травы. Они обменялись приветствиями, второй передал ему лоскут ткани, ранее прицепленный к его шее.
Новый нерешительно остановился. Кривая Нога между тем в точности так же поменялся с другим, дальним, надсмотрщиком, и оба смененных довольно резво заскользили прочь, в глубь пробоины.
— Эй, Новый! — в руках Рваного мелькнула невесть откуда взявшаяся палка. — Будешь поднимать камни возле того уступа. Понял?