Наверху
Шрифт:
— Не больно? — голос добрый-предобрый, словно старенький дедушка божий одуванчик разговаривает с любимым внучком. — Странно. А так?
Новый взмах рук и ледяные иглы уже торчат в предплечьях парня.
— Б…ь! С…а! — что есть силы рявкнула жертва, мигом сообразившая, что выгоднее орать от боли, чем терпеть ее. Ибо последнее лишь раззадоривает мучителя, заставляя ее наносить все новые и новые удары. — Больно! А-а-а! Падаль высокородная! Скуратов с тебя шкуру спустит за это!
Вроде помогло. Князь явно наслаждался реакцией. Буквально расцвел: на губах широкая улыбка, в глазах
— Падла! — парень добавил в голос ярости. Пусть князь еще порадуется. Может это позволит еще немного протянуть. — С…а! Что ты сдох!
Боль от новых ран он уже давно купировал. Еще немного и восстановится подвижность рук. А, значит, можно будет пробовать атаковать…
– //-//-
Блокнот для записей.
Запись седьмая.
«Гипотеза: магия может иметь психоэнергетическую природу, что позволяет говорить о ее непосредственной связи с эмоциональной сферой. Эмоции могут быть фактором, который оказывает непосредственное влияние на процессы накопления и передачи магической энергии.
Остается непонятен характер связи, содержание процессов. Неясно, насколько та или иная окраска эмоций влияет на магические процессы. Значимо ли для мага условное деление на позитивные и негативные эмоции? Если не значимо, то какова разница?
Гипотеза требует тщательной проверки».
К сожалению, выхода нет. Просто нет.
Поместье Скуратовых словно сидело в осаде. На окнах опущены бронестворки. Все выходы из здания превращены в укреплённые огневые точки, дежурили дружинники с оружием. Перед домом в ожидании застыли автоматические стрелковые комплексы, изредка водящие по сторонам башнями с сенсорами. В небе постоянно висели десятки дронов, прикрывавших поместье от воздушной атаки.
Очередной семейный обед проходил в полном молчании. Не раздавалось ни единого лишнего звука. Звучали лишь лёгкие скребки ложек, вилок о тарелки. Проникся даже Скуратов-младший, молча уставившийся в свой бокал с соком и одновременно что-то лениво ковырявший в тарелке. Подцепит кусок бекона вилкой и гоняет его по тарелке из стороны в сторону.
— И долго это все будет продолжаться? — первой не выдержала Марина. В ее голосе слышались истеричные нотки. Закатывала глаза, словно она испытывала неимоверные страдания. Актриса, блин... — Мы теперь здесь вечно должны сидеть? А как же мои дела!
Брат в этот момент насмешливо хмыкнул, чем ещё больше раззадорил ее. Словно масла в огонь подлил.
— Че ржешь? Тебе-то что? Посидишь здесь, проспишься, протрезвеешь, — девушка сверкнула на него глазами. — А мне как быть? Мне ещё номер тренировать к Смотру нужно!
— Ха-ха! — выронив вилку из рук, заржал брат. — Дура! Какой номер? Все идёт к черту! Нас тут поджарить могут, как котлеты на сковородке! А она про смотр талдычит, — «угорал» парень, заливаясь от души. Правда, веселья в его голосе особо не чувствовалось. — Ха-ха-ха! Смотр... Танцы... Ха-ха-ха!
Тут Салтыков, все это время сидевший вмести с ними за столом, вдруг со всей силы хлопнул по столу кулаком. Посуда — тарелки, бокалы, лодки и вилки, салатницы — зазвенели. Сбились в кучку. Что-то свалилось со стола и разбилось, разлетевшись осколками по полу.
Когда на нем скрестились взгляды притихших домашних, боярин медленно поднялся и, нахмурившись, бросил:
— Хватит собачится! — в столовой дохнуло адским жаром. Стоявший за креслом Скуратова слуга тут же с тихим вскриком отпрянул в сторону, баюкая обожженные руки. — Чтобы и звука от вас, дармоедов, не слышал! — боярин тяжелым взглядом прижал обоих к стульям, словно ремнями связал. Брат с сестрой вжались в стулья, прекрасно зная, как грозен бывает отец в такие минуты. — Все только начинается, поэтому сидеть будем столько, сколько будет нужно. А сейчас бегом по своим комнатам и там сидеть, словно мыши! Понятно?
Парень кивнул и, опасливо обходя отца, вышел из столовой. Следом встала девушка, которая чуть замялась у выхода. Похоже, спросить что-то хотела.
— А Максима не видел? — Марина заглядывала в глаза отца, пытаясь в них увидеть хоть какой-то ответ. — Что-то нет его нигде.
Надо сказать, спрашивала она про него не просто так. В последние дни девушка довольно часто думала он о нем, чему и сама удивлялась. Почему-то ее мысли снова и снова возвращались к этому парнишке. Одновременно накатывало какое-то странное чувство — то ли томление, то ли тоска. Хотелось увидеть Максима, услышать его голос. Поговорить с ним о чем-нибудь. Можно даже и не говорить, а просто слушать его.
Это еще не было похоже на влюбленность. Скажи ей кто-нибудь об этом, она бы точно презрительно фыркнула в ответ. Может быть даже вдобавок нагрубила. Скорее речь шла об увлеченности, от которой, правда, до любви было не так уж и далеко.
— Я к нему в комнату стучала, на ком (коммуникатор — от автора) звонила. Что-то ни слуха ни духа, — обеспокоенно продолжила она, продолжая сверлить взглядом отца. Он явно что-то знал о ее Максиме (почему-то Марина думала о нем, как о своем), чувствовал девушка. — Ты куда-то отправил его?
Скуратов ответил не сразу. Хмурясь, «жевал» губы. «Играл» желваками.
— Нет его, — наконец, выдал он то, что она и так знала. — А тебе какое дело до него?
Теперь пришел ее черед задуматься. В самом деле, а зачем ей Максим? Чего ей от него нужно? Задумавшись над всеми этими вопросами, Марина притихла.
— Иди к себе в комнату. Не мешайся здесь под ногами, — Скуратов не дал ей время додумать. Махнул рукой в сторону лестницы на второй этаж, давай понять, что разговор закончен и дочери нужно идти в свою комнату. — Скоро все может начаться... Иди, иди!