Навигаторы. Кадет
Шрифт:
— Подожду, когда он вылечится, — пожав плечами, ответила дева.
— А если лечение будет проходить три недели и у вас закончатся запасные картриджи для капсулы? — продолжал спрашивать сах.
— Ну так ведь есть пилот! Пусть он и занимается поломками. — Тэйлин не хотела понимать, куда клонит преподаватель.
— Пилот погиб, — отрезал сах.
— Вызову маяк, чтобы прислали помощь, — элефина тоже не сдавалась.
— Аппаратура вышла из строя и работает, только если есть прямая видимость, — нагнетал Трраж.
Элефина замолчала. Теперь она поняла, что он хотел сказать. Иногда
Так что на экзамене нам досталось довольно обыденное задание: собрать передающую станцию, чтобы с планеты можно было передать на маяк сигнал о помощи.
Перед каждым из нас лежали сотни разных деталей. На выполнение нам отвели привычные четыре часа.
Глава 7
Линн
— Вставай, пробирка с физраствором, иначе будешь опять голодная до обеда, — настойчивый голос моего искина пробивался в мой затуманенный сном мозг.
— Отстань, — сонно пробубнила я, — у меня сегодня выходной.
— Выходной был у тебя вчера, а сегодня понедельник, опоздаешь на лекцию Виигора Харшхтенботтена, — не переставал зудеть Писк.
Угроза подействовала: я подскочила с постели и понеслась в душ. На прошлом уроке господин гном заставил опоздавшего правильно произносить его фамилию. И кажфдый раз, когда провинившийся делал это неправильно, дотошный преподаватель нудно вещал:
— Кадет, неверно произнося мою фамилию, вы оскорбляете весь клан западных гномейров! Будь вы окончившим школу смотрителем, из любого приличного гномейрского общества вас с позором бы выгнали и не стали дальше вести с вами дела. А ведь смотрители маяков зачастую имеют дело с куда более с щепетильными расами! За искажение имени предков в некоторых племенах на Зее вам снесут голову! Как же вы будете управлять маяком, если не можете произнести правильно имя моего клана?! Повторите ещё десять раз: «Харшхтенботтен».
Опоздавший, уже багровый от стыда, только на пятнадцатый раз смог правильно произнести фамилию гнома. Опаздывать и игнорировать домашние задания по межмировому праву такой педагогический подход отбивал напрочь.
Прошло уже два месяца с момента начала учёбы. Сначала мне всё казалось волшебным сном и я всё время боялась, что сейчас проснусь и снова окажусь в Каменке, буду жить в своей каморке на чердаке и мыть полы дома Кланисов, развешивать бельё, чистить загоны нупсов.
В первую неделю наш курс щадили: дали нам привыкнуть к окружению, к преподавателям и распорядку дня. Потом обучение стало таким же, как у всех. Мы поднимались в семь тридцать, и у нас был час, чтобы умыться, принять душ и собраться к завтраку. После завтрака начинались занятия, которые длились до четырёх часов дня, правда, с перерывом на обед. С пяти до семи мы посещали факультативы, а затем шли на ужин. И только вечером у нас было свободное время, которое мы обычно тратили на подготовку домашних заданий. Зато установленного времени отбоя не было.
Учились мы с понедельника по субботу, в воскресенье у нас был выходной. А ещё субботние лекции заканчивались раньше, чем лекции в будние дни.
Эти два месяца оказались чрезвычайно трудными. Я никак не могла привыкнуть к режиму и требованиям преподавателей. Уровень деревенских учителей в школе Каменки был значительно ниже, теперь я это понимала. А ещё понимала, как сильно за две недели подготовки к экзаменам в школу навигаторов мне помог мой Писк. За короткое время учёбы я получила несколько троек, одну из них — по любимой мной математике. Это затронуло моё самомнение — я-то думала, что с этим предметом у меня всё прекрасно.
Только к концу второго месяца я втянулась в учебный процесс: начала делать уроки по предметам, которые давались мне легче, в обеденный перерыв или во время между факультативом и основными лекциями. И уже вечером больше внимания уделяла сложным для меня гуманитарным наукам. Меня приятно удивило то, что на выполнение объёмных домашних заданий, например, на написание доклада или сочинения, нам давали несколько дней. Выполнить такую работу за вечер, ещё и без помарок, выписывая буквы аккуратно, с завитушками, я была не в силах.
— Ты ещё язык высунь от усердия, — посоветовал мой вредный искин, когда я, почти не дыша, в третий раз переписывала заданное сочинение.
Оставалось ещё два предложения, и нельзя было допустить ни одной помарки. От слов искина я вздрогнула — на листе появилась некрасивая черта под последним словом.
— Да чтоб тебя, железка бездушная! — выругалась я, чуть не плача.
— Во мне нет ни грамма железа, ты же знаешь, Линн, — флегматично ответил Писк.
— Отправлю в утилизатор!
Мы оба знали, что этого не произойдёт, но Писк решил больше не припираться. Я снова стала переписывать сочинение: преподаватель родной речи, истории и письма не терпел даже маленьких помарок.
— Речь является вашей характеристикой, служит показателем культуры, грамотности. И если в устной речи ошибки не так заметны, то в письменной — они сразу бросаются в глаза, — любил говорить господин Ронар нье' Беорн, пожилой, слегка полноватый виг, всегда одетый в тёмный костюм.
Несмотря на то, что он знал много древних опусов, историю империи, современную вигскую литературу и был прекрасным рассказчиком, студенты его не любили за излишнюю нетерпимость при приёмке работ по письму.
В дверь постучались.
— Тали, заходи, — крикнула я, застёгивая последнюю пуговицу своего школьного комбинезона и натягивая ботинки.
— Привет, — она улыбнулась, — я думала, придётся опять тебя будить.
— Не, — помотала я головой, — Писк угрожал господином Страшноботтеном.
Соседка рассмеялась:
— Правильно говорить так: Харшхтенботтеном.
— Как ты это выговариваешь? — удручённо спросила я, пока мы шли на завтрак.
Тали пожала плечами. В столовой мы взяли подносы с едой и присоединились к Лерсу. Он привычно сидел за столом и уже допивал свой компот из гартеи и люнкса. Первая — плотный, мясистый фрукт оранжеватого цвета с небольшими, легко удаляемыми семечками, имеет приятный запах, из-за которого кулинары полюбили использовать его в начинках для пирожных и делать с ним кремы для тортов. Второй — фрукт, растущий гроздьями, очень сладкий и сочный. Из люнкса виги иногда делали молодое вино.