Навигаторы. Кадет
Шрифт:
Наступил первый день соревнований. Одежда для боёв была традиционной и своеобразной: мягкие штаны, высокие сапоги, металлические наручи на запястья, торс обнажён. Отдельное внимание уделялось классической причёске. Волосы на висках заплетались в несколько кос, затем вплетались в одну косу такого же замысловатого плетения. Спинные ножны я надевать отказался. Мне они казались подходящим только для того, чтобы делать красивые снимки. Функциональности — никакой. Ну кто бы стал ждать, пока я подниму руки, ухвачу за рукояти, потяну и наконец-то вытяну клинки? За это время противник мог бы несколько раз проткнуть мне сердце и печень. А если ещё и перевязь запутается… Худшего кошмара на соревнованиях не придумать.
Я был почти готов, когда в раздевалку ворвался отец. Кто бы сомневался: ему уже доложили, что я «защищаю честь университета». Кажется, так глава нашего факультета выразился, освобождая меня на несколько дней от занятий.
— Рэн, это опасно, я требую, чтобы ты отказался от участия! — попытался приказать мне отец.
— Не более опасно, чем служить на маяке, — парировал я, внутренне собираясь: не хватало ещё, чтобы отец выбил меня из колеи перед самыми соревнованиями.
Отец в упор посмотрел на меня:
— Это такая нам месть? Мало нас полоскали в прессе за твои увлечения?! Хочешь, чтобы мы ещё больше переживали за тебя?
Угу, значит всё же, где — то в глубине души чувствует себя неуютно за то, что навязал мне эту учебу и служение на Маяке.
Я пожал плечами:
— А чем поединок на клинках отличается от практикума по курсу выживания?
— Какого практикума? — недоумённо спросил отец.
Я терпеливо пояснил:
— В конце четвёртого курса нас забросят в мир без разумных существ на два месяца, там мы будем жить, добывать себе еду, обогреваться.
— Я устрою так, что ты не поедешь на этот практикум, — успокоившись, пообещал отец.
— Не стоит, отец, это отразят в моем личном деле, — попытался я урезонить его.
А он, что-то вспомнив, прищурил глаза:
— Кстати… о личном деле! Что произошло на Франгаг? В твоё дело внесли изменения, но впервые отказались нам говорить о них.
Я скрестил руки на груди.
— Меня предупредили, что распространяться о произошедшем нежелательно. — Сказал я и, ухмыльнувшись, добавил: — Не беспокойся, репутация рода не пострадает.
В раздевалку вошёл Квардиго и, неодобрительно глянув на моего отца, спросил:
— Рэн, ты готов? Сейчас будет жеребьёвка.
Мы оба вышли из раздевалки. По жребию, моя схватка была третьей. Это был день боёв за право участия в полуфинале. Нет, я, конечно, знал, что арены на этих соревнованиях окружены зрительными рядами, но одно дело — смотреть запись, а другое — самому находиться в центре внимания.
Я рассматривал противника. Это был парень примерно моего роста, а вот его мышцы, на мой взгляд, были перекачены. Про него Квардиго мне не рассказывал, возможно, он был таким же новичком, как и я сам.
— Внимание, — голос судьи разнёсся по арене, — правила: вышли за круг — проиграли, если упали и не можете встать — проиграли, позволили нанести себе пятнадцать порезов — проиграли. Повреждение жизненно-важных органов противника — пожизненная дисквалификация.
Правила участникам были известны, но их традиционно повторяли перед каждым поединком. Прозвучал гонг, и бой начался. Эту схватку я выиграл за семь минут. Умудрился вытолкать противника за круг и получить пять порезов. Всё прошло, как в тумане, и я надеялся, Квардиго сделал запись, чтобы вечером, после лечения в медицинской капсуле, разобрать ошибки. Завтра снова бой.
Когда я посмотрел трансляцию поединка, мне осталось только посыпать голову пеплом. Ошибка на ошибке. Судя по записи, мой противник был хуже подготовлен, чем я, и при этом он умудрился оставить мне пять порезов.
— Думаю, разбирать ошибки нет смысла, ты их сам увидел. Твои ранения, нанесённые таким неподготовленным противником, я могу объяснить только волнением. — Тренер по-отечески похлопал меня по плечу. — Отдохни, Рэн, завтра соперник будет серьёзнее.
В комнате меня встретил Вал:
— Ну ты даёшь!
— Ты о чём? — удивился я.
— Твой бой! Это что-то с чем-то! От нашего универа давно никто на клинках не выступал! А ты попал в полуфинал! Это очень круто, Рэн!
Я поморщился.
— А откуда ты узнал о соревнованиях?
Сосед хмыкнул:
— На сегодняшней лекции декан потратил пятнадцать минут времени, рассказывая, как это почётно — выступать за университет, и призвал тебя поддержать. На бой мы не успели, но трансляцию смотрела вся моя и твоя группы.
Я застонал.
— Ваааал, у меня просьба, — обратился я к нему, — не приходите завтра смотреть! Вы меня отвлечёте! Я сегодня с непривычки сделал много ошибок.
Ваиэленсен обиженно ответил:
— Поговорю с ребятами, но не особо на это рассчитывай.
На следующий день, согласно жеребьёвке, мой бой был последним. А вот противника я уже заочно знал. Про него мне рассказывал тренер. Отличный боец, известный своей быстротой. Но с недостаточной силой удара.
Я переоделся, заплёл волосы в традиционную для боёв на клинках косу и вышел на арену.
Судья повторил правила, снова раздался гонг. Эта схватка меня вымотала, но всё же я выиграл, пусть и с очень небольшим преимуществом. Пятнадцать порезов нанёс я, четырнадцать — мне. Когда судья объявил о моём выходе в финал, трибуны взорвались. Мои одногруппники пришли на бой, но перед началом не показывались, а вот после того, как судья назвал моё имя, они развернули голоплакаты с поддерживающими лозунгами и скандировали:
— Рэн! Рэн! Рэн!
У меня хватило сил улыбнуться и даже вяло поднять руку в приветствии, хотя перед глазами стояла пелена. Порезы были неглубокие, но длинные и сильно кровоточили. По левой руке стекали алые струйки крови, и клинки после объявления результатов я мог удерживать только правой. На икре правой ноги тоже был порез. С арены я ушёл, сильно хромая. Как только вошёл в раздевалку, почти рухнул на тренера. Он помог мне раздеться, я лёг в капсулу и отключился ещё до того, как её крышка закрылась.