Навия. Проклятие
Шрифт:
– Я с ума сходила, думала, что ты умер, – укорила я его, понемногу приходя в себя. – Почему ты так долго не давал о себе знать?
– Дея, если бы я знал, что ты вспомнила! Но я не знал. Собирался появиться, когда разберусь с кое-какими проблемами, но особо не спешил, потому что думал, что буду таким же опасным чужаком для тебя, как прежде, да и другим не особо в радость.
– Но ты ведь приходил, разве нет? Ты бывал у дома?
Орлик не стал отпираться:
– Бывал. Приходил посмотреть на тебя, пока ты болела. Ну и проверить, все
– Ага, подглядывал, а трудно было хоть раз стукнуть в окошко?! Записочку оставить? – В негодовании я ткнула Орлика кулаком куда-то в плечо, но тут же похолодела от ужаса, потому что он дернулся и глухо застонал. – Ой, прости, прости меня! Я совсем забыла про рану! Как она, кстати?
– Заживает, – все еще сдавленным голосом ответил он. – Да неважно, не думай об этом. Извини, что не стукнул в окошко, ты была такая слабая, все время спала.
– Но ты и вчера приходил, – пробормотала я и ощутила, как жаркой волной заливает лицо.
– Приходил, – без всякого выражения в голосе подтвердил Орлик.
Значит, знает, что я целовалась с Сашкой уже после того, как вспомнила его. И что теперь говорить, как объясняться? От растерянности я снова тихонько заплакала, а Орлик погладил меня по лицу, отирая слезы, приглаживая растрепавшиеся волосы.
– Не надо, Дея. Не плачь, родная моя. Я поклялся себе, что ничего не разрушу в твоей новой жизни, ничем ее не усложню. Я искал тебя столько жизней и привык надеяться даже на малое, на то, что мы пересечемся однажды на дни или на часы. Но у меня хватит времени на то, чтобы попросить у тебя прощения.
Меня моментально прошиб холодок, от напряжения во всем теле заныли мышцы.
– За что?
– За то, что тогда уехал и оставил тебя на поляне. Влез в авантюру и уже не смог вернуться… А тебе пришлось принимать такие непростые решения.
Я удивилась немного – думала, речь пойдет совсем о другом, о том, что случилось тогда во дворце. Пожала плечами:
– Наоборот, ты всех нас спас. Ведь они все равно пришли бы однажды, сукры-охотники, налетели бы на ничего не подозревающих людей.
– Но я был бы рядом и постарался защитить тебя! Ты не осталась бы одна!
– Ах, Орлик, ты прекрасно знаешь, что ничего бы не вышло, – чуточку снисходительно вздохнула я. – Ты бы погиб, спасая меня, я досталась бы на обед Смертной Тени, но прежде увидела бы гибель моих друзей, моего народа. А благодаря тебе мы получили шанс не умереть в неведении, не сознавая, что происходит. Даже не знаю, хорошо это или плохо.
– А я часто размышлял о наших с тобой шансах, – жадно вглядываясь в мое лицо, произнес Орлик. – Но пришел лишь к одному выводу: самым счастливым исходом для нас было бы превратиться в лед тогда на поляне, во сне, крепко обнявшись. Мы сохранили бы наши бессмертные души, я не стал бы убийцей, мы бы вместе ушли в тот мир, где любовь – высшее благо и где ничто не разлучает влюбленных.
– Знаешь, в текущий век мало кто верит в такой исход, – шепнула я.
– А мы с тобой точно знаем, что он существует, но нам туда дороги нет, – мрачно усмехнулся Орлик, лицо его словно застыло.
Я отчаянно соображала, как отвлечь его от тяжких мыслей.
– Я так хорошо помню то утро, когда мы попрощались с тобой. Солнце пляшет в небесах, словно еще не решило, лезть на небо или снова завалиться спать за горизонт. Ребята смеются, распеваются, машут нам руками. И ты на своем Балабане впереди всех, даже не посмотришь на меня, гадкий!
Орлик шумно вздохнул и улыбнулся:
– Я просто скосил глаза с такой силой, что потом едва вернул их в нормальное положение. Прекрасно видел, как ты прыгала босая на каком-то холмике. Совсем такая же, как сейчас, только с косой. – Он протянул руку и осторожно провел рукой по моим волосам. – И этой прядки тогда не было. Это ведь натуральный цвет?
Я кивнула.
– Странно, обычно мы почти не меняемся. Слушай, я ведь даже не спросил тебя: сколько раз ты жила?
– Только второй сейчас. Я была только Деей. Поэтому для меня все было будто вчера. Странно, что ты все так хорошо помнишь – у тебя ведь было столько жизней.
Снова эта кривая ухмылка.
– Ты уверена, что они были? Все они – лишь попытка вернуться в прошлое, отыскать тебя.
– Но до восемнадцати ты меня не помнил. Влюблялся, наверно?
– Нет! – резковато произнес Орлик, явно не желая развивать тему. – Ты плохо себе представляешь жизнь всадников, Дея. Нам как-то не до любви. Тем более до восемнадцати, пока не знаешь, что именно ты вспомнишь о себе, когда придет день.
Я смутилась – прежде Орлик никогда так не обрезал меня – и поспешила сменить тему:
– Ладно, а почему птички? И почему именно сегодня ты решил объявиться?
Он сразу вроде как оттаял, заулыбался широко, знакомо, перестал сводить в одну линию длинные брови:
– Решил наконец выполнить данное тебе слово: никакого гипноза. А в окно сразу лезть не хотел, чтобы не напугать. Вот и придумал, как дать понять, что я рядом, но тебе решать, хочешь ли пообщаться.
– Ладно, а остальные? Спят глубоким сном на том месте, где их застало твое внушение?
– А вот и нет, просто дождался, когда все разойдутся. Инга в своей комнате, одна она выходить не станет. Вот сукры спят, да. Ничего, им точно отдых не повредит. А объявиться решил, потому что заметил оживление в доме, надо же было узнать, что происходит.
Хотя Орлик выговорил эти фразы легко, непринужденно, в глазах его я явственно видела тревогу и настороженность.
– Я хочу побывать в Навии, – твердо выговорила я. – То есть не так: я должна побывать в Навии. Вот к этому путешествию мы и готовимся.
Орлик дернулся, отшатнулся, нога соскочила с упора – я, само собой, полетела вниз, но у самой земли была поймана крепкими руками. В следующий миг я уже стояла на земле почти вплотную к Орлику, его пальцы так впились в мои плечи, что я поморщилась от боли.