Наводнение (сборник)
Шрифт:
— Ну, Берта знает, что я старый взяточник. Меньше миллиона не беру.
Прокурор вдруг побагровел и заорал:
— Тебе все шуточки! Обвинение во взятках — это, это… — казалось, у него не хватит воздуха в легких, чтобы выдавить из груди проклятое слово. — Это позор! Черт знает что! За всю жизнь не отмоешься.
— Кто поверит глупой болтовне? Когда жулику грозит тюрьма, он сбрехнет и не такое!
— Жаждущих поверить у нас пруд пруди, — стихая, сказал прокурор. Фризе мысленно с ним согласился, но из упрямства продолжал отбрехиваться.
—
Прокурор посмотрел на Владимира с ненавистью.
— И этому поверят, когда прочитают в газете или услышат по телеку. Можешь не сомневаться. А сейчас иди и пиши объяснительную записку. Могут потребовать в прокуратуре города. Или в Российской.
— Объяснительную записку, что взяток не брал?
— Записку о том, что ты допрашивал Грачева в связи с убийством двух сотрудников «Харона»! — опять заорал шеф. — И о том, что никаких претензий по деятельности самого малого предприятия у районной прокуратуры нет.
«А если есть? — хотел спросить Фризе, но побоялся, что прокурора хватит удар. — Напишу, что считаю нужным, а ты уж решай».
Он молча вышел из кабинета.
Весь день Владимир промаялся, придумывая, как половчее написать объяснительную записку. И понял, что никаких объяснений шеф от него не дождется, что интуитивное решение, которое он принял, выходя от прокурора, самое правильное.
Съестные запасы, которые оставила Берта, подходили к концу. Владимир зажарил огромный эскалоп на ребрышках, с сожалением убедившись, что он последний. Оставались еще пельмени, но Фризе всегда мерещился в них слабый запах тухлятинки, обильно приправленный специями.
«Ничего. До приезда Берты дотяну, — думал Владимир, уничтожая сочное мясо с жареным картофелем и соленым огурцом. — Есть яйца, тушенка. Буду варить каши».
Даже мысль о кашах не испортила ему настроения. Он радовался, что, отбросив сомнения, решил писать докладную записку Генеральному прокурору. Фризе даже придумал для нее название: «О мафиозных структурах при органах власти столицы» (Малое предприятие «Харон»).
Поужинав, он вздремнул часок, предварительно отключив телефон. Ровно в девять Фризе сидел у большого кухонного стола за своей запиской — ни письменного, ни обеденного стола у Берты не было, а писать за журнальным столиком Владимир не мог — рост не позволял. Закончил он работу в четыре утра, но, тем не менее, на службу пришел бодрый и в прекрасном настроении. Первой в кабинет заглянула Маргарита.
— Поздравляю с выигрышем! — улыбнулась она. Вчера в Женеве женская сборная по баскетболу выиграла свою первую игру. — Может, по этому поводу пригласишь меня пообедать? — Маргарита плотно прикрыла дверь и присела на край стула.
— Лапочка, это мое заветное желание. Но сейчас — цейтнот. Через пару недель…
— Через пару недель баскетболистки вернутся с чемпионата, а твой цейтнот закончится сегодня.
В словах девушки Фризе уловил тревогу и насторожился:
— Что-то случилось?
— Похоже, что да. Шеф вызвал меня на час раньше. Сам уже сидел в кабинете. — Она понизила голос. — Володя, только никому, ладно?
— Маргарита!
— Знаю. К другому бы не пришла. Олег нервничает, как девица перед абортом, и все по твоей милости. Я дважды перепечатывала приказ об отстранении тебя от дела.
В этот момент засвистел телефон и Фризе поднял трубку:
— Прокуратура.
— Здравствуйте, Владимир Петрович. Вы сейчас один? — спокойным и будничным голосом сказал звонивший. Фризе узнал голос помощника прокурора.
— Да, Виктор Евгеньевич, занимаюсь канцелярскими делами.
— Очень кстати. Загляните на пару минут. — Кладя трубку, Фризе лихорадочно вспоминал — не оставлял ли он копии записной книжки Маврина в сейфе. Кажется, нет.
Маргарита торопливо прошептала:
— В первом варианте приказа отстраняли, «как лишившегося доверия», во втором — «за нарушение процессуальных требований». Понял?
Фризе обнял Маргариту и поцеловал.
— Спасибо, — несколько секунд он стоял посреди кабинета в нерешительности, потом открыл сейф, достал бутылку виски.
— Небось, ключи отберут, — подмигнул он Маргарите. — Зачем добру пропадать? Возьмем с собой в «Макдональдс». — Он положил бутылку в кейс. — Только почему вызывает не сам Олег Михайлович?
— Он же твой друг! — усмехнулась Маргарита. — Ты что, не знаешь Олега? Дважды просил позвонить тебе и тут же давал отбой. А теперь смылся. Сказал, что поехал к городскому прокурору.
Когда Фризе открывал дверь кабинета, Маргарита попросила:
— Посмотри, нет ли кого в коридоре? Не хочу, чтобы меня увидели сейчас.
Узкий унылый коридор прокуратуры, в котором два человека едва могли разойтись, был пуст.
«Что же это, Олег Михайлович, испугался посмотреть мне в глаза?» — думал Фризе, входя в приемную. Телефоны на Маргаритином столе надрывались. Двери в кабинет прокурора были распахнуты — это означало, что хозяин отсутствует. Любой посетитель мог в этом удостовериться — прокурор от него не прячется. Демократично, не правда ли? Зато Маргарите строго предписывалось, при каждой отлучке, оставлять вместо себя кого-то из девушек–машинисток.
— Привет, Володя! — помахал рукой помощник прокурора. — Садись, гостем будешь.
У Виктора Андреева «на вооружении» было десятка три расхожих фраз, которыми он постоянно пользовался, не замечая, а может быть, и не желая замечать насмешливые улыбки сослуживцев. «Садись, гостем будешь» он говорил любому, кто приходил в кабинет. Даже тем, кого приводили под стражей. «Привет вам с кисточкой», «где наша не пропадала!», «везет же людям» — на каждый случай у него находилась присказка. Он был за ними, как за броней. Имелись в его арсенале и более сложные мудрости — «ножки мерзнут, ручки зябнут, не пора ли нам дерябнуть» или «если ты беременна, то это только временно, а если не беременна, то это тоже временно».