Наводнение
Шрифт:
— Что продавщица, Семен? Никого на снимке не опознала?
— Никого.
— Не волновалась? Не задержала взгляд на этом парне?
— Я ничего не заметил. Вела себя очень спокойно. Только все время удивлялась, что попала в альбом. Говорит, даже не видела, как фотографировали.
Корнилов вспомнил смех и кокетливый голосок в телефонной трубке. «Продавщица мило беседует с кассиршей. Они подруги или хорошие знакомые — это Видно на фото. А преступник стоит рядом, лицо у него отрешенное, задумчивое. «Василиса Прекрасная» его не интересует. Ему нужна не Василиса… Как зовут кассиршу? Люба. Любовь Андреева. Так кого ждет преступник? Любовь Андреевну?»
— Игорь Васильевич, — Бугаев снова возвращает Корнилова к действительности, — девчонка-то у нас здесь. Я попросил ее заехать к нам. На тот случай, если новые снимки появятся… Давайте пригласим!
Корнилов недовольно покосился на Бугаева. И Белянчиков нахмурился, понимает, что Семен поступил рискованно.
— Семен, ты всегда торопишься. А если интересующий нас парень — знакомый продавщицы из Дома книги? И она специально привела его посмотреть на подругу, на кассира. Если она наводчица?
Бугаев смущенно кивнул.
— Приглашай свою Прошину. Извинимся и отпустим. А ты организуй проверку, выясни связи, знакомства. Осторожно и быстро. Особенно важно ее знакомство с кассиром. Не мне тебя учить.
Бугаев вышел.
— Кончили заседать, — сказал Корнилов. — Ножками, ножками потопаем. Где наша не пропадала!
Все поднялись из-за стола.
Через несколько минут вернулся Бугаев вместе с высокой черноволосой девушкой.
Что-то такое за последние часы с девушкой произошло. Корнилов это почувствовал. Он хоть и не видел ее раньше, но хорошо помнил ее веселый кокетливый голос, который слышался в трубке, когда капитан звонил из квартиры Прошиной. Эту перемену, видать, и Бугаев заметил. Смотрел он на девушку с недоумением.
Лицо у Прошиной было белее мела, застывшее, словно маска. Большие черные глаза смотрели испуганно. Да и двигалась девушка как-то странно, будто на ощупь, будто не видела перед собой ничего.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал Корнилов, показывая на кресло.
Прошина села.
Бугаев внимательно посмотрел на подполковника и недоуменно повел плечами.
— Валентина Васильевна, я прошу прощения, что мы оторвали вас от дела… Собственно, обо всем, что нас интересовало, товарищ Бугаев спросил вас еще раньше… Можно было бы и не ехать в управление. Но мы думали показать вам еще несколько фотографий…
Прошина смотрела на Корнилова не мигая. Лицо у нее по-прежнему было застывшее, она только осторожно покусывала краешек нижней губы. Корнилову показалось, что девушка или не слышит его, или не понимает. «Уж не наркоманка ли? — подумал подполковник. — Какой странный вид».
«Ну вот милая, сейчас ты нам все расскажешь, — подумал Корнилов. — Умница, умеешь мыслить логично. Пока мы тут разговоры говорили, ты обо всем догадалась, поняла, что пахнет жареным…»
У Корнилова сразу мелькнула мысль, что такая разительная перемена произошла в девушке неспроста, а когда она разрыдалась, он уже почти не сомневался, что Прошина знает об ограблении и сама обо всем расскажет. Игорь Васильевич давно приучил себя доверяться первому ощущению, доверяться, несмотря на то что ему самому оно потом могло показаться нелепым, несуразным, и он, пытаясь оспорить его, внушал себе: «Мне, только мне и могло это взбрести в голову, никто так думать и чувствовать не может, и никто меня не поймет». Корнилов преодолевал это свое внутреннее сопротивление и часто оказывался прав.
— Вы мне фотографию поглядеть давали… — совладав наконец с собой, сказала Прошина. — Я… Раз уж за мной пришли, значит… — Она вяло и безнадежно махнула рукой, даже не махнула, а словно что-то отодвинула от себя. — Парень этот на снимке — мой знакомый. — Последнюю фразу она произнесла с вызовом и в упор посмотрела на Корнилова.
«Умница, умница, продолжай, — мысленно ободрил он Прошину. — Глаза у тебя умные. Это я сразу заметил».
— Его зовут Олег. Олег Дмитриевич Самарцев. Мы с ним завтра хотели в Одессу уехать… В одиннадцатом вагоне… — Она снова заплакала, но быстро затихла.
Корнилов не торопил ее, не задавал пока никаких вопросов.
— Он не хотел убивать ее, не хотел! Я и про нож-то ничего не знала! Вы мне не верите, а я не знала! Не знала! Он хотел только чемоданчик вырвать и убежать…
«Значит, они не знают, что кассир осталась жива», — подумал Корнилов и спросил:
— Где он сейчас?
— Не знаю. Правда, не знаю. От меня прячется. Позавчера по телефону звонил. Сказал, чтоб я отпуск брала. А завтра на вокзале ждала. У одиннадцатого вагона. Чтобы в Одессу ехать.
— А где он живет? Его постоянный адрес-то вы знаете?
— Улица Димитрова, дом сто девятнадцать. У него однокомнатная квартира. Кооперативка.
— Номер?
— Тридцать три. Он один живет. Мать в Краснодаре…
Бугаев внимательно посмотрел на Корнилова и отодвинулся от стола, словно собирался подняться. Но подполковник чуть приподнял ладонь, призывая его подождать.
— Адрес матери знаете?
— Нет.
— Она в самом Краснодаре живет?
— Олег мне не говорил.
— Почему вы думаете, что Самарцев не живет сейчас дома?
— Мы так договорились. Что он подыщет комнату в пригороде. И недели две там поживет. Олег должен был давно сказать мне адрес и не сказал… Говорит: «Пока перебьешься».
— Самарцев не работает?
— Работал на асфальтобетонном заводе. Десять дней как уволился. Дружки его уже проводили.
— Куда проводили?
— В Одессу…
— Ничего не понимаю. Вы же только завтра…
— Приятели проводили, а он на станции Дно сошел и вернулся. Только уже не домой.
— Вы его приятелей знаете?
— Он не знакомил. Говорил: «Я ревнивый». — Прошина опустила голову.
— Кто помогал Самарцеву в ограблении кассира? Может быть, он называл имена, фамилии? Звонил при вас кому-то?
— Олег такой скрытный… Он говорил как-то, что с друзьями быстрее влипнешь.
— Где он собирался остановиться в Одессе?
— Не знаю. Говорил, что квартиру у моря снимем. У пляжа.
— Вы давно знакомы?
— Два года. — Прошина снова заплакала. Заплакала горько, обреченно.
Корнилов кивнул капитану. Тот ответил понимающим кивком и вышел из кабинета, осторожно притворив за собой дверь.