Навсегда(Роман)
Шрифт:
— Так! — еле сдерживаясь, сказал Генрикас. — У меня там в машине двенадцать человек. И дети.
И вот я сажусь и жду тебя и не сдвинусь без тебя с места, потому что ты идиот! Понял?
Он скрестил руки на груди и сел.
Матас пожал плечами, вздохнул и тихо сказал:
— Ну хорошо, я получил приказ…
— Ты врешь! — с ожесточением перебил Генрикас.
— Нет, — еще тише повторил Матас.
— Врешь! Ты не желаешь! Потому что это я! Потому что моя машина! А ты меня презираешь. А я
— Дурак ты, дурак, — ласково сказал Матас. — Нашел время. Идем, я с твоими попрощаюсь.
Он вышел из комнаты, а Генрикас некоторое время еще сидел, скрестив руки. Потом неохотно встал и двинулся следом за Матасом.
Подойдя к машине, Матас чмокнул по очереди обоих мальчиков, кивнул двум знакомым женщинам и остановился против жены Генрикаса.
— Вы с нами? — обрадованно начала она, но Матас, не отвечая, потянулся и чмокнул ее в щеку.
— Долго мы будем еще канителиться? — сдавленным от нетерпения голосом выкрикнул румяный рослый мужчина, начальник финотдела. — Кончатся эти разговоры?
— Если бы у меня не было семьи… — глухо проговорил Генрикас.
— Ну конечно, как будто я сам не знаю! — сердечно сказал Матас. — Поехали, давайте!
Машина рванулась с места и ушла. Матас оглянулся и увидел, что Дорогин стоит рядом.
— Так поговорить и не успели, — сказал Дорогин. — Пока совсем не стемнело, я пойду.
— Решил все-таки идти?
— Обязательно. Моя вина. Надо раньше было сделать. Все надеялся, что как-нибудь обойдется. Теперь придется самому.
— А ты один сумеешь?
— Конечно. Отчего же? Загоню в болото и утоплю. Не могу же я им экскаваторы оставить.
— Эх, — сказал Матас. — А так было хорошо у нас работа пошла… Ну, прощай. Счастливый путь.
— Счастливый будет, когда мы обратно будем возвращаться.
— Вернемся. Не мы, так другие…
— Правильно. А неплохо все-таки, чтобы это были мы! — Они крепко стиснули друг другу руки, потом обнялись и, почему-то постеснявшись поцеловаться — они очень недолго были знакомы, — расстались среди пыльной улицы, в сумерках, навсегда…
Дорогин вышел из города и знакомым путем направился к болоту, где стояли бездействующие экскаваторы.
Два человека лежали на соломе чердака в заброшенной сторожке, поглядывая через маленькое оконце с выбитыми стеклами. Тот, что был помоложе, здоровенный парень с толстой шеей, скучал и то и дело принимался зевать. Другой, постарше, все время был настороже.
Услышав шаги на пустынной дороге, он выглянул из окна и вдруг взволнованно задергался, торопливо отползая назад.
— Давай, давай, этого я узнал… Он нам годится… Скорей, давай! — шептал он, еле сдерживая нетерпение.
— «Давай, давай»! А сам назад пополз, — шепотом сказал парень. — Герой ты, пан Кумпис!
— Ну, давай,
Парень, не отрывая глаз от идущего человека, потянулся рукой и подтащил к себе винтовку. Винтовка была старая, «Ремингтон» времен войны 1914 года, и вся жирная от смазки после долгого хранения в земле.
Человек прошел мимо сторожки, и теперь им видны были только его спина и затылок.
— Да ну!.. — торопил Кумпис.
Парень, с трудом различая мушку, подвел ствол снизу, как его учили в армии, и выстрелил. Человек послушно, молча упал.
— Вот как нас учили, — сказал парень и начал обтирать жирные руки о солому.
После выстрела, оглушительно ухнувшего в вечерней тишине, стало еще тише. Они долго лежали, боясь пошевелиться. Потом спустились по кривой лесенке и через кусты вышли к дороге.
Вокруг было тихо и пустынно. Они подошли к лежащему человеку, и парень, став на колени и прикрывая свет полою куртки, чиркнул спичкой, осветив лицо убитого.
— Пфуй! — сказал он удивленно и разочарованно. — Это же инженер. Он только болотами занимался… За каким чертом мы его стукнули?
— Я-то его сразу узнал, — сказал Кумпис. — Какое тебе дело, чем он занимался? Он русский, и хватит. И коммунист, конечно. Теперь долго разбираться некогда.
— Дурацкое дело, — сказал парень.
— Возьми у него пистолет. Где-нибудь тут, в кармане.
Парень ощупал боковые карманы, потом подсунул руку и потрогал задний карман брюк.
— Ни черта у него нет… Если бы я знал, что это он, не стал бы стрелять. Сам бы стрелял, если тебе нравится.
— Ты помалкивай, — сказал Кумпис. — Понял? Твое дело стрелять. А куда — это за тебя кто поумней будет решать. Пошли отсюда.
Шаги и треск кустов скоро затихли в лесу, и Дорогин приоткрыл глаза. Он очнулся в миг, когда ему осветили спичкой лицо, и смутно слышал весь разговор. Парень стрелял ему в затылок, но перебил позвоночник.
На рассвете он снова пришел в себя от воя собаки. Кто-то его ощупывал, о чем-то спрашивал. Он приоткрыл глаза и ничего не увидел.
А старый лесничий Казенас, стоя около него на коленях, все спрашивал:
— Кто же это сделал?.. Как же это с вами случилось? Товарищ начальник?..
Губы Дорогина долго шевелились беззвучно, прежде чем сумели невнятно проговорить:
— Вчера… Вчера надо было…
— Что?.. Ну, что надо?.. — мучительно силясь расслышать и понять, допытывался лесничий.
— Марина, я никогда не думал… — с невыразимым удивлением прошептал Дорогин. — Конечно, нельзя машины немцам… Я никогда не думал, девочка…
Прижимаясь колючей бородой к самому его лицу, Казенас, затаив дыхание, слушал до тех пор, пока не заметил, что губы Дорогина начали холодеть.