Навсегда(Роман)
Шрифт:
— А что ты теперь будешь делать? — спросил он. — Немец нас одурачил. Дело ясное.
Она, тщательно стряхивая с полушубка соломинки, нехотя проговорила:
— А что же мне делать? Пойду завтра опять.
— Да ты совсем с ума сошла! Куда это ты пойдешь, скажи на милость? Что ты там одна сможешь сделать?
— Пойду, — повторила она. — Что-нибудь сделаю… — И зашагала по тропинке к городу.
— Да ведь мы три ночи прождали в лесу, неужели ты не видишь, что нас обманули?!
— Может быть, — не оборачиваясь, тихо ответила Аляна.
Юргис хватил
— Ты сумасшедшая! Ведь это просто глупость, что ты придумала: одной идти!.. Ты не понимаешь, что лошадь больше не дают? Я и сегодня ее чуть не украл у хозяина. Он за руки меня хватал, слышишь? За руки хватал, когда я запрягал!.. Дура ты!.. — Он с бешенством погрозил ей вслед кулаком, ударил лошадь и погнал ее к хутору.
За те три ночи, что они ездили в лес, у них выработался определенный маршрут. После первого неудачного раза они догадались заезжать к перекрестку с обратной стороны, через замерзшее озеро.
На следующую ночь Аляна пошла одна. Выйдя из города, когда едва начинало темнеть, она все-таки торопилась. Ей казалось, что она собьется с дороги, опоздает. Она совершенно не думала о том, что будет дальше. Она только знала, что должна вовремя быть на месте.
Теперь, когда она пришла пешком, вместо свертка у нее за плечами снова была ее торбочка. Она долго стояла, прислонившись к толстому стволу сосны. Мороз был слабый, и она чувствовала чистый, отдающий влагой запах снега. В неподвижном воздухе снежинки плавно проплывали перед глазами.
Луна уже прочертила по небу свою низкую кривую, когда она услышала в лесу шум. В нем не было ничего тревожного. Она обернулась, удивленная, вслушиваясь. Знакомая лошадиная голова с белым пятном на лбу, равномерно кивая на ходу, выглянула из чащи.
Юргис вел лошадь под уздцы.
Этого она никак не ожидала.
— Все-таки приехал?
Не отвечая, он привязывал лошадь к стволу и молча злобно сбивал с воротника снег.
— Приехал, — после долгого молчания ответил он. — Да вот, приехал проторчать в лесу еще одну ночь, чтобы какой-то паршивец радовался, что водит нас за нос, как последних олухов… Приехал! — Кипя от злобы, он с размаху сел в сани и с силой запахнулся полами полушубка.
— Так зачем же ты приехал?
— Зачем?.. А затем, что ты сумасшедшая, вот зачем!..
После этого они не разговаривали очень долго. Однако, когда по шоссе проехала большая крытая машина, Юргис быстро соскочил с саней и стал рядом с Аляной. Машина проехала к городу, и он, презрительно фыркнув, вернулся и, с видом человека, приготовившегося к долгому и совершенно бессмысленному ожиданию, сел в сани.
Но когда затарахтел мотор еще одной машины, они опять стояли рядом между деревьев и смотрели на дорогу, по которой ехал грузовик со скошенным капотом. Двое солдат неловко сидели в кузове на чем-то, что все время покачивалось под ними от толчков машины.
Грузовик поравнялся с деревьями, где стояли Аляна и Юргис, проехал и стал удаляться. И тут они увидели, что один из солдат встал и, придерживаясь за борт
Грузовик свернул на дорогу к каменоломням и скрылся за поворотом.
Со стоном вбирая в себя воздух, Аляна слабо вскрикнула, оттолкнулась от дерева и побежала.
Бросившийся было за ней следом Юргис не мог ее догнать и, раздумав, кинулся обратно — отвязывать лошадь.
Мутное серо-черное облако, тяжело наплывавшее на луну, заволокло ее своим краем, накрыв землю густой, медленно ползущей тенью.
В рыхлом придорожном снегу ничком лежал человек. Добежав, Аляна почти упала на него, схватила за плечи, стараясь приподнять. Тяжело дыша, она с силой прижимала его к себе и тянула кверху, отчаянным шепотом повторяя:
— Степа… Степа… ты живой, Степа?.. Это я, я с тобой!..
Он сонным, будто разнеженным голосом коротко простонал.
Тогда она напрягла все силы и приподняла его.
Юргис уже подбегал с протянутыми руками и кричал полушепотом:
— С ума ты сошла — давай мне!
Вдвоем они донесли его до саней, и, как только положили, Юргис ударил по лошади, пустив ее крупной рысью.
Через минуту они свернули с шоссе на лесную дорогу, и он пустил лошадь вскачь.
Обернувшись, он крикнул:
— Держи крепче!
Сани занесло на повороте. Комья мокрого снега, со стуком ударяясь о передок, летели из-под копыт. То и дело сани с раската налетали боком на придорожные пни.
Юргис молча ожесточенно погонял, а Аляна, лежа в узких санях, одной рукой вцепилась в край, чтоб не вылететь, а другой прижимала к себе беспомощное, слабое тело.
Сани бросало и встряхивало. Разгоряченная, застоявшаяся лошадь теперь сама рвалась вперед. Дорога была чуть видна в глухой лесной тени.
Медленно, перехватывая руку по борту, Аляна поднялась на локте, дотянулась до смутно белеющего в темноте лица, прижалась щекой к губам, но не почувствовала дыхания. Тогда она еще перехватила руку и, напрягшись, дотянулась губами до застывшего рта. И тут она явственно почувствовала короткое и слабое дыхание, пахнувшее на нее теплом чуть тлеющей жизни.
Юргис стал слегка придерживать, выравнивая ход лошади, Аляна подтянула полу своего кожушка, чтоб получше укрыть Степана, и нечаянно нащупала его руку. На кисти был широкий кожаный ремешок.
Она видела быстро мелькающие темные деревья, то отступавшие в стороны, то совсем сдвигавшиеся и оставлявшие лишь узкий проезд. И ей казалось, что эти убегающие назад деревья, как в сказке, расступаются перед ней, но непроходимой стеной встают между нею и погоней. Как в сказке, на быстром коне увозит она своего любимого от смерти, от всех бед. Она спрячет его, укроет, накормит, согреет, омоет его раны. Его никто не найдет. Она успокоит его своей любовью, чтоб он позабыл обо всем на свете, был бы только с ней, ее любимый, родной, спасенный…