Навсегда с ним
Шрифт:
Гастон залпом выпил и спустился с помоста, оставив ее одну за громадным столом.
— Прощайте, миледи. Спите спокойно, если ваша совесть позволит. — Его шаги по покрытому соломой каменному полу глухо зазвучали в направлении выхода из зала.
Селина неподвижно сидела в полной тишине, нависшей над заполненным людьми, похожим на пещеру помещением. Совесть? Он еще говорит о совести! Он, который так ужасно вел себя!
Гости смотрели на нее, широко раскрыв глаза, явно ожидая, что она либо разрыдается, либо бросится за мужем, моля о прощении.
Медленно она отняла руки от подола
Сидя в одиночестве в своей комнате, примыкавшей к главному залу, Гастон задумчиво смотрел на дно кубка, который он многократно осушил за последние несколько часов. Движением кисти он покачивал кубок, наблюдая, как в бликах огня переливаются на серебре последние золотистые капли эля.
После захода солнца он уже выпил целый кувшин вина, затем взялся за более хмельной напиток, пытаясь забыться. Ничего не помогало.
Сколько он вытерпел за долгие годы! Сражался в чужих странах, наемником у себя на земле. Сражался за обладание этим замком. Временами ему казалось, что вся его жизнь состоит из золота и крови.
Трудно поверить, но теперь он землевладелец, у него много замков и людей и его влияние распространяется до самого Парижа.
Гастон де Варенн. Черный Лев. Наемник по прозвищу Черное Сердце. Младший сын, который обманом и мечом шел к славе и приобрел больше богатства и власти, чем мог себе представить. Но и столько же обязанностей и ответственности.
Гастон вспомнил слова Туреля, сказанные королю: «Варенн не в состоянии управлять этими землями, он их не заслужил».
Возможно, его враг прав.
Однако выбора у него нет. Главную часть владений отца и брата он уже вернул, а скоро вернет и остальное. Тогда они будут отмщены.
Ради чего были эта бесконечная кровь и смерть? Теперь, когда он так близок к тому, чтобы восстановить справедливость, ему навязывают в жены девицу, которая может все разрушить. Эта хищница прикинется наивным ребенком, запустит в него когти и убьет, когда он будет меньше всего ожидать этого.
Глядя в кубок, Гастон невесело улыбнулся. Казалось, сама судьба не дает ему отложить в сторону оружие. Не сейчас. А может быть, никогда? Он обязан сражаться, но… как же он устал от битв! Как ему осточертела слава жестокого и беспощадного бойца! Он хотел бы укрепить свои земли, научиться управлять ими, родить сыновей и радоваться, глядя, как они растут сильными и красивыми. После долгой жизни, в которой было только разрушение, он мечтал наконец почувствовать, что же это такое — строить и созидать.
Никогда он не думал, что проведет первую брачную ночь вот так.
Если бы это была Розалинда, которой он когда-то подарил свое кольцо, он бы уже зачал своего наследника.
Вглядываясь в игру золота л серебра на дне бокала, он почувствовал непонятное смущение. Он понял, что не образ миниатюрной Розалинды в постели занимает его.
До дрожи ярко перед его мысленным взором возникла фигура в странном, переливающемся одеянии из шелка и кружев, которое течет, как эль, нескромном и притягивающем, способном свести с ума любого мужчину. Он не мог забыть сверкающих глаз необычного цвета: не совсем голубые и не совсем серые — как грозовые облака над морем. Блестящие короткие рыжие волосы. Маленький, независимо поднятый подбородок. Отпор! Вот что больше всего его поразило. Никто и никогда не мог так стойко выдержать его уговоров, хотя уговаривать он умел. Она ни слова не возразила, когда он нанес ей оскорбление, заставив работать служанкой, но в ее глазах сверкнуло пламя. Нечто большее, чем непослушание.
Она посмотрела на него без гнева или ненависти, как он ожидал, но с недоумением и… вызовом.
Внезапно он оттолкнул от себя кубок, и тот покатился по исцарапанной поверхности дубового стола. Будь проклята эта женщина! И ее опекун в придачу. Чем скорее с ней будет покончено, тем лучше.
В дверь негромко постучали.
— Входите! — выпрямляясь в кресле, приказал Гастон. Он ожидал, что пришла его жена, чтобы с помощью каких-нибудь уловок выпросить себе милости.
Но была не она, а Ройс Сен-Мишель, капитан его стражи.
— Милорд, я думал, вы спите.
В комнату вошел высокий темноволосый человек. Он закрыл за собой дверь и стал отряхивать снег с сапог и плаща, накрывавшего его широкие плечи. Он был так похож на Гастона, что их иногда по ошибке принимали за братьев.
Гастон махнул рукой, предлагая сесть. Он вдруг почувствовал разочарование: как жаль, что нельзя в очередной раз поспорить с Кристианой!
— Я жду результатов ваших поисков. Однако по твоему лицу видно, что мы найдем больше ответов на дне своих бокалов, чем ты нашел их в деревне. — Он подвинул через стол кувшин с элем и еще один кубок.
— Вы правы, милорд. — Ройс сел напротив и расстегнул серебряную пряжку подбитого соболем плаща, и тот упал на пол. С почтительным, хоть и усталым поклоном он взял кувшин и, прежде чем наполнить кубок, сказал: — Боюсь, здесь действительно неразрешимая загадка.
Слова капитана неприятно поразили Гастона, но он позволил своему другу прежде наполнить кубок и выпить, а лишь потом дать подробные объяснения.
Когда Ройс поднял кувшин, чтобы наполнить кубок, в пламени очага блеснул испанский клинок на поясе и засверкали драгоценные камни, украшавшие перчатки. Молодой человек слыл большим щеголем, а с оружием не расставался с четырнадцати лет. Сын крестьянина, Ройс не имел права носить оружие и украшения, но он «завоевал» много того и другого на побережье Кастилии, где провел два года, о которых никогда не рассказывал.
В смелости и искусстве фехтования ему не было равных. Как-то Сен-Мишель принял участие в турнире, к которому допускались лишь люди благородного происхождения. И когда юноша, которому едва стукнуло двадцать, легко расправился с десятком более старших и опытных бойцов, Гастон предложил ему командовать своей стражей.
— Ты нигде не нашел Туреля? — наконец спросил Гастон.
— Нигде, — ответил Ройс, сделав большой глоток. — Никто в деревне не видел ни каравана, ни одинокой монашки, ни единого человека, хотя бы отдаленно напоминавшего Туреля. За последние две недели там вообще не встречали незнакомцев. Правда, никто не знает, сколько людей проехало по дороге, но иначе как на битюге там не пробраться — слишком глубокий снег.